Билл Гейтс - Как нам избежать климатической катастрофы

Совет: если вы услышите утверждение, что некоторые источники (ветер, солнце, атомные электростанции и т. д.) могут обеспечить мир всей необходимой ему электроэнергией, выясните, какая площадь понадобится для выработки такого количества электричества.

Причина, по которой мир производит столько парниковых газов, заключается в том, что современные энергетические технологии самые дешевые, — если закрыть глаза на то, как они вредят окружающей среде. Именно поэтому перевод нынешней колоссальной, «грязной», углеродной энергетической отрасли на новые технологии с нулевыми выбросами потребует значительного финансирования.

О каких суммах идет речь? Если у нас есть грязный и чистый источники производства одной и той же продукции, можно сравнить их стоимость.

Большинство безуглеродных решений обойдется дороже, чем их эквиваленты на ископаемом топливе. Отчасти это вызвано тем, что цены на ископаемое топливо не отражают уровень наносимого им экологического ущерба, поэтому оно и кажется дешевле альтернативы. (Я вернусь к проблеме цен на углеродное производство в главе 10.) Эти дополнительные расходы я называю зелеными наценками [39].

Я никогда не забываю о них в ходе любого обсуждения климатических изменений и буду не раз возвращаться к этой концепции в следующих главах, поэтому позвольте объяснить, что она означает.

Зеленая наценка не одна — их много: на электричество, топливо, стройматериалы и т. д. Размер зеленой наценки зависит от того, что и чем вы заменяете. Стоимость, скажем, безуглеродного авиационного топлива отличается от стоимости солнечной электроэнергии. Я приведу пример зеленых наценок.

Последние несколько лет средняя розничная цена литра авиационного топлива в США составляет 50 центов. Его улучшенный вариант — биотопливо (если считать, что оно доступно в необходимых количествах) — стоит в среднем 1,2 доллара за литр. Следовательно, зеленая наценка за безуглеродное топливо — разница между этими двумя ценами, то есть 0,7 доллара. Эта наценка делает экологичный вариант дороже почти в два с половиной раза. (Подробнее об этом мы поговорим в главе 7.)

В редких случаях зеленая наценка может быть отрицательной, то есть зеленые технологии обходятся дешевле , чем ископаемое топливо. К примеру, жители некоторых районов могут сэкономить деньги, заменив систему отопления на природном газе и кондиционер на электрический тепловой насос. В Окленде эта экономия составит 14% расходов на отопление и кондиционирование, а в Хьюстоне достигнет 17%.

Казалось бы, технологии с отрицательной зеленой наценкой должны активно применяться во всем мире — это же выгодно! В общем и целом так и есть, однако, как правило, между появлением новой технологии и ее реализацией проходит немало времени — особенно если речь идет о домашнем отоплении, которое мы редко заменяем.

Когда мы рассчитаем зеленые наценки по основным безуглеродным решениям, следует обсудить компромиссные варианты. Сколько мы готовы заплатить за зеленые технологии? Будем ли мы покупать биотопливо, которое обходится в два с половиной раза дороже авиационного? Будем ли платить вдвое больше за зеленый бетон?

Кстати, когда я спрашиваю, сколько мы готовы заплатить, я имею в виду весь мир. Дело не только в том, что могут себе позволить американцы и европейцы. Есть довольно внушительные зеленые наценки, которые в состоянии на себя взять США, но Индия, Китай, Нигерия и Мексика — нет. Нужно довести эти наценки до такого низкого уровня, чтобы от углеродного производства сумел отказаться весь мир.

Принято считать, что размер зеленых наценок постоянно меняется. Для их расчета приходится использовать много допущений. Для этой книги я сделал допущения, которые кажутся мне обоснованными, однако другие знающие люди сделают другие допущения и получат другие цифры. Кроме того, важны даже не конкретные цены, а то, насколько данная зеленая технология дешева по сравнению с ее альтернативой на ископаемом топливе. Если разница слишком велика, нужны инновации, которые снизят цены.

Надеюсь, зеленые наценки станут началом более обстоятельного диалога по поводу финансовых вложений, которые нам понадобятся, чтобы дойти до нуля. Надеюсь также, что другие специалисты сделают собственные расчеты наценок. Я буду безмерно рад, если они получатся не такими высокими, как у меня.

Наценки, которые я рассчитал для этой книги, — не идеальный метод сравнения цен, однако это лучше, чем ничего.

В частности, зеленые наценки — потрясающий фильтр для принятия решений. Они помогают максимально эффективно вкладывать время, внимание и деньги. Взглянув на различные наценки, мы можем решить, какие безуглеродные решения следует использовать уже сейчас, а в каких сферах нужны инновации, поскольку чистые альтернативы недостаточно дешевые. Они помогают ответить на следующие вопросы.

Какие безуглеродные решения следует применить уже сейчас?

Решения с низкой зеленой наценкой или вообще без наценки. Если мы до сих пор не используем эти решения, значит, проблема не в цене. Что-то другое — например, устаревшая государственная политика или отсутствие информации — мешает применить их в глобальных масштабах.

В какие сферы следует направить инвестиции на исследования и разработки?

В те сферы, где зеленые наценки пока слишком высоки. Именно там чрезмерные расходы, связанные с экологически чистыми решениями, мешают дойти до нуля и именно там можно задействовать новые технологии, компании и продукцию, которые снизят эти расходы. Страны, которые много вкладывают в исследования и разработки, имеют возможность создать новую продукцию, сделать ее доступной и экспортировать в те регионы, которые не могут позволить себе зеленые наценки. Тогда никто не станет спорить о степени активности той или иной страны в предотвращении климатической катастрофы: вместо этого страны и компании совместными усилиями создадут рынок доступных инноваций, который поможет миру дойти до нуля.

Наконец, еще одно преимущество концепции зеленых наценок: они эффективно показывают, насколько мы близки к тому, чтобы положить конец климатическим изменениям.

В этом контексте зеленые наценки напоминают мне одну проблему, с которой Мелинда и я столкнулись, когда только занялись глобальным здравоохранением. Эксперты подсчитали, сколько детей умирает в мире ежегодно, но не могли назвать причины смертей. Мы знали, что какое-то количество детей умирает от диареи, но что ее вызывает — нет. Как понять, какие инновации спасут детей, если неизвестно, почему они умирают?

В сотрудничестве с партнерами со всего мира мы профинансировали исследования, позволяющие выяснить, что убивает детей. В итоге у нас появилась более подробная картина смертности, и полученные данные указали нам путь к значимым переменам. К примеру, оказалось, что огромное количество детских жизней ежегодно уносит пневмония. Хотя вакцина от пневмококка уже существует, бедные страны не покупали ее из-за высокой стоимости. (Да и мотивации у них не было, поскольку они понятия не имели, сколько детей умирает от этого заболевания.) Однако, ознакомившись с нашими данными — и после согласия спонсоров оплатить почти все расходы, — правительства этих стран включили вакцину в национальные программы здравоохранения. Со временем мы предложили гораздо более дешевую вакцину, которая сейчас используется во многих странах мира.