Айн Рэнд - Голос разума. Философия объективизма. Эссе

Самый важный вопрос, с которым мы сталкиваемся сегодня и который заявляется в статье, связан с тем, «как предотвратить разрушение демократии мощной волной особых интересов». Определений нет, но контекст подразумевает под «особыми интересами» группы давления. Это не фундаментальный вопрос, но в статье считается насущной проблемой. Чтобы решить проблему, необходимо найти и скорректировать или устранить ее причины; следовательно, здесь ожидается упоминание о причине появления групп давления. Однако автор статьи этого не делает. Он относится к предмету рассмотрения так, словно группы давления были фактом природы или невыводимой основой.

Интересно бы узнать, что пришло в голову автора между двумя абзацами, потому что статья продолжается нападением на тех, кто мог бы назвать неназванные причины:

«Этот вопрос сложен, так как простые и радикальные решения не работают. Учитывая современные промышленные технологии, эта страна не может вернуться к крайне раздробленной и конкурентной модели начала XIX в., даже если бы она захотела принять функционирование рынка как арбитр всех социальных ценностей и результатов. Опыт как тоталитарных, так и демократических обществ показывает, что решение не находится в простой замене власти большого государства властью большого бизнеса».

В качестве упражнения на интеллектуальную точность отметьте в этом маленьком абзаце неправильные слова и словосочетания. Я укажу на несколько (опустив первое предложение, к которому вернусь позже).

Если эвфемизм – это безобидный способ указать на оскорбительный факт, то «крайне раздробленная и конкурентная модель» – это антиэвфемизм, то есть оскорбительный способ указать на безобидный (или великий и благородный) факт: в данном случае на капитализм. «Конкурентный» – это определение через несущественное, «раздробленный» – еще хуже. Капитализм подразумевает конкуренцию как одно из его соответствующих последствий, но не как необходимый и определяющий фактор. Слово «раздробленный» обычно используют для того, чтобы указать на «разрозненность, распад, рассеянность». Капитализм – это система, которая сделала возможным плодотворное ( добровольное и повышающее уровень жизни каждого) сотрудничество между людьми в огромных масштабах, как показал XIX в. Поэтому «раздробленный» – это антиэвфемизм, стоящий за такими эпитетами, как «свободный, независимый, индивидуалистичный». Если бы целью была ясность предложения, то оно бы выглядело иначе: «…эта страна не сможет вернуться к свободной, индивидуалистичной и частнособственнической системе капитализма».

Теперь о том, почему «современные промышленные технологии» не дали бы вернуться к капитализму. Ответа на этот вопрос автор статьи не дал. Стало модным относиться к технологиям как к тайне или черной магии, находящейся за пределами понимания обычного человека, и поэтому эта фраза воспринимается как неявная угроза. Однако заметьте, что современные промышленные технологии – это результат капитализма и частного сектора американской экономики, все еще самой свободной экономики на Земле. Обратите внимание на неудачную попытку самой контролируемой экономики, Советской России, просто приблизиться к технологическим достижениям США. Теперь обратите внимание на взаимосвязь между степенью свободы страны и степенью ее технологического развития, и у вас будут все основания подозревать, что эта фраза направлена на блокировку вашего понимания того, что современные промышленные технологии (если они выживут) делают невозможным этатизм, а не капитализм.

Придаточное «если бы она захотела принять функционирование рынка как арбитр всех социальных ценностей и результатов» – это нападение на собственную подмену тезиса. Ни один защитник капитализма не считал, что функционирование рынка – это арбитр всех социальных ценностей и результатов, но только экономических , то есть тех, что относятся к производству и торговле. На свободном рынке эти ценности и результаты определяются свободным, широким, «демократическим» голосованием – продажами, покупками и выбором каждого индивида. И как указание на тот факт, что в капиталистической системе существуют социальные ценности вне рынка, каждый индивид голосует только в тех вопросах, о которых способен судить, основываясь на собственных предпочтениях, интересах и потребностях. Первостепенная социальная ценность, куда у него нет власти вторгаться, – это права других. Он не может заменить их суждение и голос своими, он не может объявить себя «гласом народа» и лишить людей гражданских прав.

Неужели наша страна не захотела бы признать подобное положение?

Последнее предложение абзаца обращается к старой и избитой уловке уравнивания противоположностей путем замены основных характеристик на несущественные. В этом случае серной кислотой, стирающей различия, выступает атрибут «больших размеров». Чтобы подвести читателя к мысли, что бизнесмены и диктаторы – две стороны одной медали, то его надо заставить забыть, что такой большой технический гений, как Генри Форд, и такой большой убийца, как Сталин, – это не одно и то же и что различие между тоталитарным и свободным обществом состоит не в замене Сталина на Генри Форда. (Подробнее о различии между экономической и политической властью смотрите в моей статье «Большой бизнес – преследуемое меньшинство американского общества» [45] Рэнд А. Капитализм: Незнакомый идеал. – М.: Альпина Паблишер, 2019. .)

Когда низкопробный политик обращается к такой уловке, он рассчитывает вызвать в «маленьких» людях самую уродливую эмоцию – зависть, и если они начнут путать «большое» с «великим», то его цель будет достигнута. Но зачем так поступать уважаемой газете?

Следующий абзац цитируемой статьи дает разгадку: «Важнейшая задача, стоящая перед Соединенными Штатами и другими демократическими обществами, заключается в том, чтобы найти действенные ответы между крайностями, ограничить концентрацию корпоративной власти, не уменьшая эффективности бизнеса; разрешить рынку распределять ресурсы настолько, насколько это возможно, и использовать их для достижения социально желаемых целей в ответ на демократические решения общественности».

Кто должен разрешить рынку распределять ресурсы? Чьи ресурсы? Что такое «социально желаемые цели»? Кто желает их выполнения и за чей счет? Поскольку величайший, фундаментальный фактор («ресурс») производства – это человеческий интеллект, то его ли надо удалить через «решения общественности»?

Явных ответов нет. Но обратите внимание на действие неназванного в приведенной цитате. Две «крайности» – это капитализм (то есть свобода) и тоталитаризм (то есть диктатура). «Действенные ответы» должны найтись посередине – так, чтобы соединить эти крайности. Заметьте предложенный метод. Эффективность бизнеса не должна сократиться (что выступает косвенным признаком зависимости эффективности от свободы), но государство должно контролировать развитие и ограничивать рост бизнеса. Рынок должен оставаться свободным «настолько, насколько это возможно», но если «общество» хочет добиться определенной «цели», то свобода становится невозможной. Какая из двух крайностей страдает и какой отдается предпочтение в предложенном методе?