Александр Верт - Дух свободы

– Конечно, – соглашалась Маша и крепко обнимала отца за то, что не убеждал уезжать, а даже по-своему соглашается. – Спасибо, что ты с нами.

– Да что там, – удивился мужчина. – Во-первых, я не знаю никого, кто голосовал бы за него, а во-вторых, мы живем в двадцать первом веке, а не в темное средневековье, когда инквизиция в застенках пытала людей, и совершенно не важно, с чем они вышли на улицу.

– Так там полемика о том, что нечего выходить.

– В своей стране? В своем городе?

– Да, и за детьми, дескать, следить надо было.

– За теми, которых летом средь белого дня бьют дубинками? Ну уж нет, тот, кто не может защитить свой народ и допускает подобное, не может быть во главе этого народа. Права не имеет!

– Нас спасали от захвата власти, – не без сарказма возразили ему, цитируя новостные репортажи с госканалов.

– Кем? ОМОНом? Или кто тут по городу ходил? Зачем нам в стране вообще столько силовиков? Чем они все занимаются?

– Тише, не заводись, – попросила Маша отца и снова обняла.

– Берегите себя, главное, – попросила мама. – Не оставляйте друг друга, не бросайте…

– Я живым ее не отдам, – прямо сказал Артур.

– Ты так не говори, парень, жизнь важнее всего, – попытался возразить ему мужчина, но по взгляду понял, что это бесполезно обсуждать и спор не стал продолжать, просто надеясь, что все бут хорошо.

– Мы готовы ко всему, – призналась Маша. – Постараемся быть на связи, – сказала она, обнимая маму.

– Давайте пройдемся немного, – предложил Артур, когда они неспешно двинулись назад, но к нему внезапно бросилась маленькая девочка лет пяти и дернула за штанину.

– Дяденька, возьмите, – попросила она, протягивая ему конфету.

– Я? – удивился Артур.

– Да, вы хороший, – сказала малышка с белом платьице и улыбнулась.

– Ла-а-адно, – согласился Артур, принимая конфету.

– Спасибо, – сказала ему девочка, а ее мама, подбежав, неловко развела руками.

– Извините, надеюсь, она вам не мешала, – сказала она, подхватывая девочку на руки.

– Нет, что вы, все хорошо, – явно смущаясь, ответил Артур, но рад при этом был быстрее уйди подальше в сквер.

– А я видела, как в цепи солидарности мамы приводили детей, только чтобы заснять, как те раздают конфеты, – призналась Маша как-то виновато.

– У медали всегда две стороны, – спокойно пожал плечами Артур.

– И не поспоришь, – согласился Кирилл и осторожно придержал Артура за локоть, кивая в сторону одной из компаний.

Там внезапно появился тот самый Дима, сказавший, что стычки с ОМОНом – это весело. Теперь он эмоционально рассказывал собравшимся вокруг о своих приключениях.

– И мы, – почти кричал он, – ходили с омоновцами стенка на стенку! А баррикада? Да мы ее трижды строили, а они ее сносили! Вот так, сцепившись, шли прямо на щиты и пели!

Он хватал какого-то парня под локоть и давай нескладно, неумело петь:

– Перемен! Требуют наши сердца [74] Строка из песни «Перемен» Виктора Цоя, группа Кино …

– Идем, – попросил Артур, отмахнувшись, прошел немного и сказал: – На самом деле из сцепки просто сложнее кого-то задержать, а с песней не так страшно стоять против вооруженных людей, но самое главное не в этом, а в том, что они со своими автоматами и дубинками боялись нас, настолько боялись, что избивали, видимо, чтобы решетку все вместе не вынесли. На Окрестина же задержанных явно больше, чем работников было, намного больше…

Он сам умолк и отмахнулся от этого разговора, а потом, пройдя мимо ребят под деревом, пошел к реке, на солнце, чтобы постоять и посмотреть на людей и их флаги, потому что есть тут позеры, есть фанатики, но в большинстве своем здесь вокруг белорусы, которые хотели перемен, белорусы, у которых украли выбор.

– Все хорошо? – спросила у него Маша.

– Да, все хорошо…

– У меня такое чувство, что мы… ну что мы уже победили, – призналась она.

Переубеждать ее Артур не стал, только едва заметно покачал головой и приобнял, видя, как толпа у стелы снова взревела.

– А куда делся Сергей и девчонки? – спросил при этом Кирилл, подойдя к ребятам, желая оставить Артура и Машу наедине, хоть и в толпе, главное, что они в зоне видимости и точно не потеряются.

– Встретил знакомых и пошел перекурить, ну и заодно в гостиницу заглянуть по делам, – пожал плечами Руслан. – Валя с Инной пошли с ним.

– И как ты Инну отпустил? – удивленно спросил Кирилл у Ивана, что все так же лежал, жуя травинку.

– Очень просто, – ответил он. – Она не одна и среди своих.

– Ну да, – согласился Кирилл и снова осмотрелся, действительно удивляясь, что все эти люди вышли сами, а самое главное почему-то казались родными, своими, такими же как он настоящими белорусами, желающими просто свободы для себя и своей страны. – Таким патриотом, как сейчас, я не был еще никогда, – признался он.

– Не ты один, – сказал Иван, сев. – Я-то всегда таким был, но девятого я бы не поверил, что вся Беларусь действительно выйдет бороться с обманом.

– Но вышла.

– Осталось вывести на улицу диванные войска медленного реагирования! – сказал Сергей, внезапно прибежав обратно с флагом и рухнув на колени в траву. – А то, что они сидят и по клавиатуре долбят, когда вот он бой?

– Ты куда девчонок дел? – строго спросил Иван.

– Каких девчонок? – хотел пошутить Сергей, но по взгляду понял, что огребет быстрее, чем наиграется, да и сама шутка в сути своей совсем не смешная, в такое-то время, потому показал на девушек, которые шли со стороны гостиницы, буквально в нескольких метрах. – Вон они, идут!

Валя с Инной беседовала, словно они были знакомы очень давно.

– Ты мне скажи, – спросила Валя, – Караник [75] Министр здравоохранения Караник Владимир Степанович, онколог по специальности. О нем, как о враче и человеке, отзывались хорошо, но понять его позицию относительно конфликта врачи не смогли. Он не пытался защитить врачей, задержанных за оказание помощи, и даже заявил, что медиками манипулируют в то время, как врачи буквально требовали дополнительной работы: получить доступ к задержанным, которых еще не отпустили. Основной аргумент министерства здравоохранения: не они отвечают за оказание помощи в стенах РУВД и ЦИП, что крайне возмутило врачей, потому что правила оказания помощи не могут отличаться в зависимости от географии, но, как вы уже наверно поняли, правительству плевать на жизни людей (К слову, чуть позже Министр вооруженных сил об этом прямо сказал. Цитата: «цена человеческой жизни теряет цену с каждым днем»). после всего, что он сказал, вообще может, по-твоему, называться врачом?

– Нет, – коротко ответила Инна, не желая это даже обсуждать. Ей вообще было не ясно, кем надо быть, чтобы принципы гуманности оказывались не очевидны и не первичны, особенно, когда ты врач. – Но не будем о нем, – попросила она. – Вообще не будем обо всех, кто не может поехать и посмотреть на людей в лагере перед Окрестина [76] Возле ЦИП на Окрестина вырос целый город из волонтеров, родственников, врачей, юристов и просто водителей, готовых отвезти освобожденных домой. Все эти люди оказывали помощь совершенно бесплатно! , а прикрываются какими-то бумажками. Я не хочу даже думать, что живу в стране, где бумажка важнее человеческой жизни. Жизнь бесценна. Это неоспоримо. Точка!