Тамара Рыбакова - Служили Прометею. Премия им. Ф. М. Достоевского

По проекту Машкова был построен и каменный флигель, в котором разместились сараи и дворницкая.

На фасадах трёхэтажного дома частично сохранился первоначальный декор: руст первого этажа: лепнина, венчающая окна второго этажа; профильные тяги; картуши, сандрики и кронштейны, обрамляющие оконные проёмы. Углы здания оформлены рустованными лопатками. Фасады здания имеют регулярный рисунок с общими оконными осями для всех этажей и декоративное убранство в стиле классицизма – пилястры, замковые камни, руст и т. д.

Первый этаж дома трактован как цокольный и разделан широкими швами линейного руста. Перемычки окон отмечены плоскими замковыми камнями, над которыми проходит многопрофильный междуэтажный карниз. Плоскость стен двух верхних этажей разделана плоскими пилястрами. Оконные проемы второго этажа украшены наличниками с прямыми сандриками, тонкими пилястрами с капителями в виде растительного завитка. Крайнее восточное окно северного крыла имеет более широкие пропорции и украшено сандриком с полуциркульным завершением и красивым лепным картушем. Фланкирующие его пилястры в нижней части канелированы, в верхней – рустованы. Оконные проемы третьего этажа имеют лучковые перемычки и лишены всякого декора, лишь в их основаниях проходит профильная тяга. На восточный фасад выходит большое узкое арочное окно лестничной клетки.

На восточном фасаде здания – большая филенка на высоту двух верхних этажей со штукатурным обрамлением.

На проекте фасадов 1901 года показана обильная лепнина, украшавшая плоские фризовые части между окнами второго и третьего этажей, штукатурные наличники «с ушами» верхних окон. Однако на фотографиях 1980-х годов эти лепные украшения отсутствуют, что может являться результатом изменения проекта или поздних ремонтов здания.

Но это сухое перечисление мало что дает воображению. Перед нами – рисунок трехэтажного строения №2, по которому можно почувствовать стиль модерн начала XX века в архитектуре доходного дома.

Невольно обращаем внимание на главный парадный вход. И не потому, что он поражает чем-то особенным, а что действительно поражает, так это над входом высокое, протяженностью в два этажа (второго и третьего) большое окно, призванное создать невиданную до модерна освещенность внутреннего пространства, что радикально меняет характер интерьера и обеспечивает выход окна к внешней окружающей среде. Заметим: раскрытое во вне огромное окно над лестничным пространством – одна из основ архитектуры модерна. Аппликативные лепные орнаменты в виде гирлянды цветов – еще одно доказательство стремления московского романтического модерна к природным формам. Дугообразный проем и оконные переплеты, фланкированные легкими лопатками по конфигурации окна с замковым камнем, создали потоки внутренней энергии массы, устремляющейся ввысь. Этот «порыв», «полетность», изящество продолжаются в разомкнутом фронтоне с гирляндами от неоклассики на уровне парапета и возносится к небу треугольным фронтоном. Наверное, такое оформление центрального входа – самая привлекательная, самая романтическая черта раннего московского модерна. Это большое узкое окно – мощный эмоциональный и декоративный компонент фасада, широко использующийся в архитектуре модерна, обращает на себя особое внимание.

Определенное успокоение форм наблюдается в торце правой части здания, обращенной к строению №1. Возможно, она предназначалась для свойственного стилю модерн синтезу архитектуры, а также для того, чтобы подчеркнуть единство двух строений одной усадьбы, во всяком случае пространственные рамки для него уже были определены. Трудно сказать, почему синтез архитектуры с каким-либо другим видом искусства не осуществился, но даже в этом облике стена получилась декоративно и смыслово выразительной.

Архитектор избрал три акцента на фасаде здания, расположив их по убывающей: над главным входом – большое окно, несущее функциональную и эстетическую задачу, на другой стороне – лепные картуши необыкновенной красоты (к сожалению, сохранился один, и тот в плохом состоянии, но по сделанным нами фотографиям начала 1980-х годов эту красоту можно восстановить). К сожалению, нашими последователями это было упущено, словно картуш попал в руки не реставраторов, а случайных маляров. Уникальность заменена шиопотребом не лучшего качества. И, наконец, торец правой части здания – лишь намек на синтез в модерне. А в общем строение №2 представляет умеренную ветвь раннего московского романтического модерна с его успокоенностью форм и общим построением композиции.

Этот доходный дом представлял зрителю не только пластическую прелесть фасада, но и желание показать комфорт, уют, интимность, свойственные московскому зодчеству. Во всем – чувство меры, благородство, сдержанность и изысканность.

В интерьерах до 1990-х годов сохранялась отделка стен вестибюля рустом; лестничное ограждение; в комнатах – лепные розетки, карнизы, дверные полотна со стрельчатыми филенками готического типа, оконная столярка, дубовые паркетные полы, мраморные подоконники, фурнитура. Всё это было родное, изначально установленное.

Трёхэтажное строение формирует с главным жилым домом (строение №1) усадьбу и замыкает пространство внутреннего двора, где в начале ХХ века рядом с тополем был разбит небольшой цветочный садик с сиренями, рябиной, боярышником, розами, белыми лилиями. Выбор и распределение декоративных элементов, украшающих главный фасад строения 2, соотношение пропорций первого, второго, третьего этажей, характер строительных материалов создавали ощущение покоя, камерности и в то же время определённой парадности небольшого замкнутого пространства.

Несмотря на то, что И. П. Машков был ограничен небольшими размерами участка и местоположением строения 2 (в глубине участка), ему удалось создать архитектурный облик здания, в котором удачно разрешена задача – сочетание доходнного дома с особняком, пользы и красоты. Здесь нашла своё воплощение исходная формообразующая модерна – «преобразование полезного в изящное». По словам известного современного исследователя искусства модерна В. В. Кирилова: «систему раннего модерна, порождённого неоромантизмом, человек отождествлял с собственным состоянием, как нечто одушевлённое. В скрытой стихийной энергии, присущей организму модерна, с её непрерывным превращением… современники находили аналогию самовыражению творческой личности неоромантизма… неустанное единоборство массы и пространства ассоциировалось с „томлением стеснённого духа“, стремящегося вырваться к свободе и свету… в этом отношении, пожалуй, симфонии А. Скрябина в наибольшей мере созвучным волевым драматическим порывам архитектурных образов раннего модерна. …Слова А. Скрябина: „иду сказать людям, что они сильны и могучи“, в такой же мере могут быть отнесены и к некоторым архитектурным образам раннего модерна. Идеи „Мистерии“ и „Световой симфонии“ А. Скрябина отразил всё ту же мечту о высоком синтезе искусств, преобразующем мир» (Кириллов В., «Архитектура русского модерна», М., 1979, стр.66).