Патриция Корнуэлл - Джек Потрошитель

Я не обвиняю моих преследователей, каковы бы ни были их мотивы — хотели ли они действительно задержать преступника или, что более вероятно, рассчитывали на награду. Но я считаю, что они совершили серьезную и даже опасную ошибку, не делая различий между внешностью Джека Потрошителя и видом вашего покорного слуги,

ПОЖИЛОГО ДЖЕНТЛЬМЕНА».

Меня удивило и само стремление «пожилого джентльмена» прогуливаться в одиночестве по району угольных шахт, и то, что он скрыл свое имя и название тех мест, где совершал свою прогулку. Еще более меня удивило то, что «джентльмен» дружен с представителями совершенно иного класса — кузнецами и шахтерами. Но еще более меня удивило то, что кто-то мог принять пожилого человека за Джека Потрошителя, а такая уважаемая газета, как «Таймс», опубликовала этот слабый во всех отношениях рассказ. Впрочем, журналисты были столь увлечены Потрошителем, что хватались за все, что хоть каким-то образом было связано с этим делом.

Но в письме есть детали, заслуживающие внимания. Автор утверждает, что в последнее время много путешествовал, и в письмах Потрошителя утверждается то же самое. «Джентльмен» много общается с представителями рабочего класса, и Сикерт много общался с низшим классом. Письмо напоминает читателям, что Потрошителя опасаются не только в Лондоне, но и повсюду. Если «пожилым джентльменом» действительно был Сикерт, эту фразу можно принять за самовосхваление. В роли Джека Потрошителя ему хотелось запугать как можно больше людей.

«Если бы люди догадывались, кто я на самом деле, они бы содрогнулись», — написал Потрошитель в письме из Клэпема 22 ноября 1889 года. В качестве дополнительной издевки в обратном адресе он указал «Панч энд Джуди-стрит». Сикерт был отлично знаком с Панчем и Джуди. Кукольные представления в ту пору были невероятно популярны. Дега, перед которым Сикерт преклонялся, обожал Панча и Джуди и часто писал об этих представлениях в своих письмах.

Викторианский юмор заметно отличается от юмора современного. Некоторые считают пьесы о Панче и Джуди жестокими и оскорбительными. Панч избивает свою маленькую дочь и выбрасывает ее из окна. Он постоянно колотит свою жену Джуди по голове, «желая расколоть ее надвое». Он дает пинка доктору со словами: «Ну как, не чувствуете чего-либо твердого в кишках? (Панч втыкает палку доктору в живот, и доктор падает замертво. Панч, как всегда, избавляется от тела) Хи-хи-хи! (смеется)».

В пьесе Освальда Сикерта «Убийство и непредумышленное убийство, или Одураченный дьявол» жестокая игра разворачивается после того, как Панч истратил все семейные деньги на спиртное.

Панч танцует вокруг с ребенком.

(Голова ребенка ударяется о железнодорожные рельсы, ребенок плачет.)

…О нет… Успокойся, мой мальчик… (Запихивает ребенка в угол.)

Я принесу тебе что-нибудь поесть. (Уходит.)

Панч возвращается и пристально смотрит на ребенка.

Ты ударился? Успокойся, успокойся. (Уходит, ребенок продолжает плакать.)

Панч приходит с кашей и ложкой.

О мой возлюбленный сын, не выводи меня из себя. Успокойся же наконец.

(Начинает пичкать ребенка кашей.) Ешь, ешь…

О господи! Ты не хочешь успокоиться?

Тихо, я сказал! Теперь доедай свою кашу.

(Переворачивает тарелку прямо на голову ребенку.)

Ой, у меня ничего не осталось! (Яростно трясет ребенка.) Ты все еще никак не успокоишься?

(Выбрасывает ребенка из ящика).

Освальд писал пьесы о Панче и Джуди и иллюстрировал их для журнала «Флигенде Блаттер». Уолтер хватал каждый экземпляр этого юмористического журнала, как только он выходил из печати. Я абсолютно уверена, что Уолтер Сикерт был знаком с творениями своего отца. В некоторых письмах Потрошителя мы встречаем фигуры, напоминающие Панча и Джуди. Чаще всего мужчина подбирается к женщине сзади, валит ее и пытается проткнуть чем-то напоминающим длинный кинжал или палку.

Автор письма «пожилого джентльмена» мог использовать ситуацию, в которой немолодого человека приняли за Потрошителя, в качестве аллюзии на полицию и огромное количество подозреваемых, приволакиваемых в участки для допроса. К этому моменту ни один из живущих в Ист-Энде мужчин не мог считать себя гарантированным от подозрений. Каждый дом поблизости от мест убийств был прочесан сверху донизу. Все мужчины, в том числе и те, кому было уже за семьдесят, подвергались допросу. Когда мужчину вели в полицию, на него немедленно набрасывались разъяренные прохожие. Жители Ист-Энда хотели поймать Потрошителя. Они очень хотели его поймать. Они бы линчевали его сами, если бы им представилась такая возможность. Мужчина, попавший под подозрение, пусть даже на самое короткое время, вынужден был оставаться в полицейском участке до тех пор, пока возбужденная толпа не расходилась по домам.

Букмекер из Ист-Энда Джон Пайзер, которого называли еще Кожаным Фартуком, попал под подозрение, когда полиция обнаружила мокрый кожаный фартук во дворе дома 29 по Хэнбери-стрит, где была убита Энни Чэпмен. Фартук принадлежал Джону Ричардсону. Его мать выстирала фартук и вывесила, чтобы просушить. Полиция должна была все тщательно проверить, прежде чем слух о найденном «вещественном доказательстве» облетел всю округу. Пайзер мог быть патологически жесток, но это еще не делало его серийным убийцей. Пока не стало ясно, что кожаный фартук, обнаруженный на месте преступления, не имеет ничего общего с Потрошителем, Пайзер несколько дней не выходил из дома, чтобы не оказаться растерзанным разъяренной толпой.

«Шутка с кожаным фартуком доставила мне истинное наслаждение», — написал Потрошитель 25 сентября.

Потрошитель следил за ходом расследования по газетам и получал удовольствие от того хаоса, который он создал и центром которого являлся. Ему хотелось общаться с полицией и журналистами, и он это делал. Он реагировал на то, что они писали, а они отвечали на его реакцию. В конце концов стало невозможно понять, кто и что сделал первым. Потрошитель общался со своей аудиторией, и аудитория общалась с ним. В письмах Потрошителя появились личные мотивы, которые можно рассматривать как свидетельство существующей в воображении преступника связи между ним и его противниками.

Такой тип мании не редкость для жестоких психопатов. Они не только верят в то, что между ними и их жертвами существует определенная связь, но еще любят играть в кошки-мышки со следователями, которые их разыскивают. Когда же эти преступники наконец оказываются в руках правосудия, их начинают бесконечно допрашивать полицейские, к ним приходят психологи, писатели, кинопродюсеры, студенты. Если позволит адвокат, они готовы рассказывать о своей чудовищной жизни бесконечно.