Патриция Корнуэлл - Джек Потрошитель

«Вы понимаете, что прошлое кажется нам настолько трогательным и интересным только потому, что оно является посланием из могилы?» — писал он друзьям.

Убийцы-психопаты могут погружаться в болезненную депрессию после своих жестоких эскапад. Только что Сикерт был полным хозяином своей жизни и вдруг внезапно почувствовал, что более не в силах ничем управлять, что в его жизни ничего не осталось. В самое продуктивное время своей жизни Сикерт был настоящим мясником. Он избегал своих друзей. Он без предупреждения и без видимого повода исчезал из общества. О нем никто не заботился, у него не было дома, он стоял на грани финансовой катастрофы. Психопатическая одержимость полностью доминировала в его жизни. «Мне нехорошо — я не знаю, что со мной происходит, — писал он Нэн Хадсон в 1910 году. — Мои нервы на пределе». К пятидесяти годам Сикерт находился на грани самоуничтожения.

Когда Тед Банди пребывал в подобном состоянии, его преступления из ряда жестоких убийств превратились в настоящую безумную оргию, которую он учинил во Флориде. Он полностью сошел с катушек и не мог жить в мире, который его не принимал. Сикерт жил в мире, который его принял. Ему не приходилось бороться с умными полицейскими и сложнейшими способами криминалистической экспертизы. Он скользил по жизни как уважаемый джентльмен, интеллектуал и художник. Он был готов превратиться в живого классика, а художникам простительны некоторые странности и отклонения от нормального образа жизни. Им прощают эксцентричность и своеобразие.

Поврежденная психика Сикерта заставляла его постоянно бороться с многими «я», жившими в его душе. Он страдал. Он понимал боль только тогда, когда это была его собственная боль. Он никогда ничего ни к кому не чувствовал. Ему была чужда даже Эллен, искренне любившая его всю жизнь. Печать развода была гораздо тяжелее для нее, чем для него. Она приняла на себя весь позор их неудавшегося брака. Всю оставшуюся жизнь она казнила себя за то, что запятнала светлое имя Кобденов, предала идеалы своего отца и стала тяжким грузом для всех, кого любила. Она не знала покоя, а Сикерт был совершенно спокоен, потому что не видел в своих поступках ничего неправильного. Психопаты не сожалеют о последствиях. Они не чувствуют раскаяния — разве что в отношении самих себя, но и тогда они во всем винят других людей.

Письма Сикерта к Бланшу являют собой великолепный пример манипуляции и позволяют нам проникнуть в темные глубины психопатического разума. Сначала Сикерт писал: «Развод свершился вчера, благодарение богу!» И тут же добавлял: «Мое первое чувство — это величайшее облегчение, от которого кружится голова». Он не горевал из-за потери Эллен. Он радовался тому, что избавился от осложнений, которые портили ему жизнь. Его личность расщепилась еще более.

Эллен позволяла ему оставаться самим собой. Брак был для него безопасным убежищем в той бесконечной игре, которую он вел. Он всегда мог прийти к Эллен, и она всегда давала ему то, что могла. Она продолжала поддерживать его и после развода, тайно приобретая его картины через Бланша. Актер по натуре, Сикерт не мог существовать без публики и без поддержки. Ему не нравился пустой, одинокий мир кулис. Он не скучал по Эллен так, как скучала по нему она. Главная трагедия жизни Сикерта заключалась в том, что он никогда не испытывал ни физической, ни эмоциональной близости ни к одному человеку. «Ты по крайней мере чувствуешь!» — написал он однажды Бланшу.

Генетические отклонения и детские травмы Сикерта стали причиной разрушения его личности. Он мог давать уроки рисования Уинстону Черчиллю и в то же время писать письма в английские газеты, восторгаясь искусством Адольфа Гитлера. Он тепло относился к своему слабому брату-наркоману Бернхарду и в то же время хладнокровно рисовал страдающих и умирающих солдат в госпиталях Красного Креста, а затем получал их форму, потому что им она была уже не нужна.

Сикерт мог быть замечательным художником, готовым помогать и учить. И он же поливал грязью Сезанна и Ван Гога и писал клеветнические статьи в «Сатердей Ревью», чтобы очернить Джозефа Пеннелла и Уистлера. Сикерт дурачил друзей, заставляя их воспринимать себя как дамского угодника, и в то же время называл женщин «суками» и «стервами», считал их существами второго сорта, убивал и уродовал их, всячески унижал их в своих картинах. Натура Сикерта практически бесконечна, но одно абсолютно ясно: он никогда не женился по любви.

Однако в 1911 году он решил, что жениться все же стоит. Это решение оказалось не столь продуманным, как его преступления. Он скоропалительно очаровал одну из своих молоденьких учениц, у которой, по словам первого биографа Сикерта Роберта Эммонса, был прелестный характер и «лебединая шея». Жизнь этой девушки складывалась неладно, и она бросила Сикерта у самого алтаря, решив выйти замуж за более подходящего человека.

«Свадьба расстроилась. Слишком опечален, чтобы приехать», — телеграфировал Сикерт Этель Сэндз и Нэн Хадсон 3 июля 1911 года.

Сикерт немедленно переключился на другую свою ученицу, Кристину Драммонд Энгус, дочь Джона Энгуса, торговца кожей из Шотландии. Энгус был уверен, что Сикерта привлекают только его деньги. Деньги, конечно, играли определенную роль, но Сикерт нуждался не только в них. У него не было никого, кто мог бы позаботиться о нем. Кристина была на восемнадцать лет моложе его. Это была очаровательная молодая женщина со стройной, гибкой фигурой. Она болезненно прихрамывала, часто страдала невритами и обморожениями. Она была очень интеллигентной, великолепно вышивала, рисовала. Но Кристина совершенно не знала Сикерта.

Они никогда не встречались вне студии, когда он сделал ей предложение. Сикерт бомбардировал Кристину телеграммами и письмами. Внезапное внимание со стороны мастера настолько поразило девушку, что она серьезно заболела, и семья отправила ее отдохнуть в Девон. Сикерту поехать не предложили, но он последовал за ней на поезде. Через несколько дней они обручились против воли отца девушки.

Мистер Энгус смирился с помолвкой, когда узнал, что безденежный художник сумел продать большой портрет неизвестному покупателю. Может быть, Кристина сделала и не такую плохую партию. Анонимным покупателем оказалась Флоренс Паш, покровительница и подруга Сикерта, желавшая поддержать художника. «В субботу женился на некоей Кристине Энгус», — телеграфировал Сикерт Нэн Хадсон и Этель Сэндз 26 июля 1911 года. И тут же он делится своими огорчениями: «Ювелир не принимает обручальное кольцо назад». Речь идет о том кольце, которое Сикерт купил своей первой, несостоявшейся невесте.

Кристина и Сикерт поженились в мэрии Паддингтона. Большую часть времени они провели в Дьеппе и в Энверме, в десяти милях от Дьеппа, где сняли дом. Когда в 1914 году началась Первая мировая война, они вернулись в Лондон. В художественном смысле эти годы были для Сикерта очень успешными. Он написал множество статей. Его картины отражают то напряжение, которое существовало между супругами. Именно благодаря этому он стал по-настоящему знаменитым.