Евгений Полонский - Поднятая ветчина. Гид по бодрящей жизни на Руси

Эренбург в своей книге пишет о знакомстве с Эйнштейном, Хэмингуэем, Пикассо – почему бы и мне не добавить в писание знаменитостей?

О, если ты, читатель, вспомнил это, то у меня для тебя печальные новости, старец – мы стоим одной ногой в могиле. Да и черт с ним! Олл ви а из даст ин зэ винд!

Ах, МАТИ! Погибли юность и талант в твоих стенах! Именно в институте коричневый ручеек бессмысленности и формализма превращается в полноводную реку. Всех почему-то отчаянно волновал вопрос – кем мы будем, когда/если выпустимся – специалистами или бакалаврами? Наиболее проницательным уже было очевидно, что говном. По практической значимости актуальнее можно признать только вопрос каким количеством пальцев креститься – двумя или тремя.

И поныне ни один человек не смог внятно объяснить, в чем же кроется зловещая разница между бакалаврами и специалистами, кроме разных букв в этих словах. Однако преподавательский состав кипел праведным гневом, дескать, бакалавриат загубит все могучую российскую образовательную систему. Писались горячие воззвания, что нужно, пока не поздно, одуматься – разве сможет вшивый бакалавр заменить исконного Специалиста? С высот полученных в институте знаний теперь очевидно, что выход из положения таки был: нужно было ввести эксперториат – Эксперты точно бы справились лучше и специалистов, и бакалавров.

Короче говоря, жизнь в сфере образования кипела крутосваренным яйцом. Но некоторые участники образовательного процесса презрели болото, в котором они тонут, и решили умирать с музыкой и шампанским. Преподаватель Р. на первой же встрече с нами ответствовал, мол, давайте посмотрим правде в глаза: мой предмет никому не нужен. После чего Р. предложил джентльменское соглашение – он не говорит, что мы не ходим на пары, а мы не говорим, что он их не ведёт. Расклад всех устроил. Второй и последний раз его наблюдали пьяным и довольным на каком-то очередном шабаше а-ля 53,5 года кафедре ношения воды решетом.

Преподаватель методологии З. понимал всю тленность бытия. Это было видно, когда он открывал окошко и закуривал беломоринку в аудитории. Клубы дыма окутывали его лицо, перманентно находившееся в грустной усмешке – он все знал. Именно его предмет был единственным, который нес какую-либо пользу.

З. знал толк в отечественной научной деятельности – он был автором кучи работ и даже какой-то моднейшей социологической теории, которую он постоянно «развивал». Отчаянную значимость теории признавали все потенциальные авторы других мощных социологических теорий – ведь, когда они их родят, и их значимость кто-то должен будет признавать.

Все остальные предметы представляли собой социологии на любой вкус, от социологии молодежи до социологии вселенной «Зелёного слоника». Программа сих предметов состояла из сетований преподавателя на свою нелегкую долю и тиражирования идей различных мыслителей n-вековой давности, где n> 1. Очевидно, что мудрый древний грек хорошо знал, как нам обустроить Россию ещё до Солженицына. Прикладная значимость всех этих предметов решительно недооценена до сих пор.

Почему-то часто представительский состав делал лирические отступления о нелегкой доли не только себя, но и России при бесовской советской власти, предвосхищая тем самым блистательные тезисы Екатерины Шульман о виновниках всех бед нашей страны, а возможно и мира. Напрасно, русских людей не проведешь! Любому прогрессивному православному человеку давно очевидно, что во всем виноваты евреи.

Шуточки шуточками, но разве можно рассчитывать на более мощный анализ в стране, где усиленно на государственном уровне продвигаются идеи философа Ивана Ильина. Ну того самого, который вещал, что Европе надо бы иметь смелость консолидироваться вокруг нацисткой Германии, героически бросившей вызов большевизму.

В институте работали странные сущности под названием профкомы. В них сидели какие-то люди и выполняли какие-то важные дела – ставили печать в студенческом билете, ставили печать на документ, подтверждающий подтверждение чего-либо. А ещё они зарабатывали деньги. Да, там сидели те, у кого рано проявилась бизнес-жилка государственнического образца. Дело в том, что тяжким бременем на российской экономике лежат элементы социальной ориентированности – какому-нибудь бездельнику, имевшему наглость пройти через ад государственных инстанций, нужно пособие по безработице выплатить, счастливой жене и любящей маме на кружок авиамоделистов для дитяток подкинуть и т. д. Вот и, например, выходец из многодетной семьи должен получать могучую прибавку к стипендии. Проблема в том, что для этого необходимо заполнить форму №156437КА/Л-1, но выходец может об этом и не знать, и мощнейшую помощь не получает. Но помощь-то выделяется, и адепт радикальной свободы предпринимательства из профкома забирает ее себе.

Это очень общий пример, и за полную достоверность озвученной схемы я ручаться не могу, но суть в том, что может быть, только может быть, юные акулы управленчества получали денежки не самым честным путем. На самом деле это все лишь слухи, а я просто завидую. «Почему он жулик? Человек умеет жить».

После поступления к неопытным и робким первокурсникам были приставлены комиссары из числа студентов второго курса. Их присутствие можно охарактеризовать словами поэта: «Непонятно зачем, неизвестно на кой». К сожалению, приходилось контактировать с сими демонами интеграции. Один из многочисленных дней первокурсника проводился на местном стадионе. Активисты с присущим им мастерством организовали что-то похожее на большую свадьбу, только без свадьбы: конкурсы а-ля бег в мешках, громкие крики «мы в МАТИ – всегда впереди» и прочий досуг для господ. Благо, прямо за стадионом имелся лес, куда мы скромной компанией единомышленников и немедленно отправилась, дабы обласкать глотки дешевым бухлом. Все по заветам добрых сказок братьев Гримм: подальше в лес, чтобы никто не услышал их криков. И кроны деревьев надежно скрыли нас от жизнерадостных звуков со стороны стадиона. Когда же мы выпили столько, что сочли себя в силах выдержать шабаш, мы вернулись на стадион пьяные и обогреваемые лучами солнца. Обращенная к нам речь активиста-куратора была исполнена величием и праведными наставлениями. «Заполните, если мы что-то делаем, то делаем это вместе. Если мы пьем, то пьем тоже вместе».

Короче говоря, за братву и двор стрелял в упор. Больше я его практически никогда не видел.

Ну и, как бы сие странно ни звучало, в институте шла напряженная учеба. Прогрызатели гранита науки даже усиленно ходили на лекции. Ценнейшие знания тугой струей поступали в черепные коробки: один мой одногруппник смотрел на ноутбуке няшное японское порево, другой играл в увлекательную игру на ламповой мобилке, лэди обсуждали вчерашний поход в клуб, а кто-то просто скромно рыгал, дабы скоротать время. Здравствуй, свободная минутка.