Георгий Цветков - Как нам обустроить историю: глобальный кризис и системность в истории общества

В таких условиях разница в экономическом развитии, разность языка и территории уже не являются залогом отсутствия клановых, более низких по сравнению даже с национальными, интересов. С другой стороны, навязанное дробление на мелкие государства в постсоветском пространстве вынуждает, следуя основному принципу капитализма, «развиваться», чтобы получать больше прибыли. Трагично, когда местное «чинушество», развращённое отсутствием ответственности, непомерно поднимает цены на услуги населению, народ же не имеет возможности получить «на местах» ни образование, ни пропитание, ни обеспечить себя кровом и постоянной работой. В азиатских странах такое бесправие проявило себя в наибольшей красе, поэтому приток трудовой миграции низкой квалификации — проблема системная.

Другая проблема проявляет себя по приезду новых иммигрантов в крупные города. Среда воспринимает их как конкурентов, как чужеродное образование, «нацизм» и междоусобицы опять-таки подталкивают их, чтобы сплачиваться в национальные кланы. И это как раз очень выгодно капиталисту, уже местечковому, клановому. Они-то как раз и собирают «барыши», обещая охрану и поддержку, а на самом деле пользуются бесправием людей, оставляя им роль собирать «шишки» от нацистов, что пример Черкизовского рынка в Москве это наглядно показал.

При отсутствии миграционной политики и особых мер, стимулирующих приток квалифицированных кадров, среди иммигрантов доминируют те, кто способен только на неквалифицированный труд, тем не менее, востребованный в ЖКХ, сфере услуг, строительстве, аграрном секторе. «Русские», например, просто не нужны для этих сфер современному капитализму. «Верхи» русского народа образованны, европеизированы и либеральны, «низы» — «социалистичны». Русский народ чересчур европеец для буржуазного авторитаризма, русским свобод и демократии подавай, а выходцам, например, из Средней Азии всё это не столь важно [22].

В свою очередь, Тило Саррацин, политик и бывший сенатор Берлина, основываясь на обширной статистике и собственных расчетах и прогнозах, пытается доказать, что иммиграционное мусульманское сообщество в Германии и не стремится к интеграции в немецкую жизнь ( «плавильный котёл» не работает). Уровень образования и участие в трудовой деятельности иммигрантов остаются гораздо ниже уровня коренного населения, что при традиционно высокой рождаемости у мусульман представляет реальную угрозу для национальной идентичности страны. Слишком долго оставалось незамеченным, что старение и сокращение немецкого (и не только немецкого), населения происходят с качественными изменениями в его составе, что проблематика притока и интеграции мигрантов, которая не улаживается со временем сама собой, существует сегодня в Германии и в других странах, преимущественно с мигрантами из стран, которые более, чем на 95 % исповедуют ислам [21].

Социальное бремя неуправляемой миграции всегда было табуировано, и запрещалось говорить о том, что есть люди более и менее способные, более ленивые и более трудолюбивые, морально более или менее устойчивые, — и что этого не изменишь ни равенством образования, ни равенством шансов. Потенциал, заложенный в генах, и влияние окружающей среды сложно взаимодействуют между собой. Мы не можем изменить гены, но, пожалуй, присоединяюсь к Тило Саррацину, и в рамках буржуазного общества «общественную среду мы обязаны сформировать политически как можно лучше». Автор книги высказывается за более жёсткую миграционную политику и показывает, конечно, не социалистические пути выхода из кризиса. Тем не менее, книга Саррацина, по сути, является первым «восстанием» известного европейского интеллектуала и политика против политкорректности и мультикультурализма, которые пронизали, как «саркома», все поры «свободного» западного общества и превратили его в худшую из тюрем — тюрьму разума [21].

В сущности, что такое эта пресловутая политкорректность? Это не невинное стремление не обидеть неловким жестом или резким словом того, кто заведомо слабее. Нет. Сейчас политкорректность доведена до абсурда и превратилась в диктат слабого над сильным, приобрела такие уродливые формы, что быть умным, сильным, энергичным стало невыгодно или даже опасно. Политкорректность требует от человека перестать верить своим органам чувств, своему жизненному опыту, историческим фактам, мудрости предков и выбросить весь этот эмпирический багаж на помойку. Она противопоставляет этому опыту поколений, за который заплачена огромная цена, голую, ничем не подтверждённую доктрину об абстрактном равенстве всех во всём и по любому поводу. Хоть бы даже эта доктрина и вела к совершенно очевидной победе лени и тупости над трудом и талантом, хоть бы и очевидными были её последствия в виде утраты национальной или даже сексуальной идентичности [21]. Нормальная, здоровая человеческая особь испытывает чувство гордости за свои достижения. Человек справедливо рассчитывает на их позитивную оценку обществом и на вполне материальные «дивиденды», но политкорректность культивирует в успешном человеке чувство вины и стыда, предлагая ему замысловатые софизмы типа во времени бесконечной исторической вины одних народов перед другими. И не важно, что рабовладение в Америке было в ХIХ веке, а нацизм в Германии — в ХХ веке.

Интеллектуальный и гражданский подвиг Тило Саррацина, по мнению Альфреда Коха, как раз в том и состоит, что Caррацин, прекрасно понимая, каким «лакомым блюдом» он предстанет для «демократов» — глашатаев политкорректности после издания своей книги, тем не менее, нашёл в себе мужество заявить об очевидных и простых вещах. О том, что нация умирает. Что никому, похоже, нет дела до того, что некогда один из самых культурных и энергичных народов превращается «в горстку вялых и апатичных старичков». Что бессмысленное растранжиривание «народных» денег ведёт к тому, что бесплатные раздачи привлекают любителей «халявы» со всего мира. И что закат немецкого этноса — это грустная и недалёкая перспектива.

Интеллектуальное восстание против диктатуры общественного остракизма — явление крайне редкое для Европы. Для этого нужно иметь убеждённость Джордано Бруно или Галилея. Как вы думаете, сколько голосов набрало бы утверждение, что «Земля — это шар», будь оно в их время поставлено на всеобщее голосование? Однако всегда находились смельчаки, которые не боялись общественного порицания и говорили людям правду. «Ради чего?» — спросите вы. И вот тут я замнусь, пишет А. Кох… Не хочется выглядеть глупо, он говорит — ради любви к истине. Булгаковский Иешуа утверждал, что «правду говорить легко и приятно». Вот, собственно, ради этого удовольствия люди и идут на эшафот, как в прямом, так и в переносном смысле. Но не является ли это наилучшим доказательством принципиального неравенства людей?