Георгий Цветков - Как нам обустроить историю: глобальный кризис и системность в истории общества

С конца 1940-х годов с появлением ядерного оружия и до конца 1980-х годов мир представлял собой поле битвы — «холодной войны» со «сдержками и противовесами» оставшихся проектов: коммунистического и либерального. Несколько десятилетий после Нюрнберга западные народы пытались обрести новый политический образ на основе части своей культуры, актуализированной европейской либеральной и социалистической мыслью. И они смогли это сделать, смогли «обновить» западную идеологию и вновь почувствовать себя вершиной человеческого прогресса. Либерализм стал восприниматься как альтернатива тоталитаризму, как выстраданный ответ человечества на исторические вызовы, брошенные «нацизмом», с одной стороны, или «реальным коммунизмом», с другой. Недопущение тоталитарной власти, претендующей на абсолютный контроль не только за действиями, но и за взглядами и мыслями человека. Культ защиты меньшинств от жестокого и беззаконного произвола агрессивного большинства, от любых практических и правовых ограничений по национальному, социальному, имущественному, половому или иным признакам. Индивидуальные свободы и, прежде всего, свобода слова и самовыражения, недопустимость контроля над личностью, культ права вообще и презумпции невиновности в частности — таковы сегодня (или даже, скорее, вчера) прокламируемые общие принципы либеральной демократии [5].

Восточноевропейские народы, включая Латвию, после «Нюрнберга», в отличие от западных народов, прошли исторически другой путь. При жёсткой авторитарной советской системе, эмигрировавшей на Запад нацистской коллаборационистской части и, тем более, прошедшей лагеря и ссылки оставшейся части, по сути, не коснулась денацификация и чувство «исторической вины» после Нюрнберга, и они после развала СССР ощутили «наркотический вкус» национального возрождения и политического реванша [4, 10]. Конец «холодной» войны, «перестройка» с её реабилитациями и разоблачениями, распад СССР, «война исторической памяти» на постсоветском пространстве между национальными государствами — всё это породило масштабное переписывание истории, «срывание масок», «закрытие белых пятен» и т. д. Всё это породило и серьёзный кризис в поиске новой идентичности в постсоветских восточноевропейских странах, когда люди затрудняются с ответами на вопрос « кто мы, зачем мы, и каково наше место в мире? », хватаясь в поиске идентичности за вроде очевидные, но чаще ложные ответы, непременно отвергая аналогичные, тоже не лучшие изыскания соседей. «Мы не стали ярко выраженными демократами, и против мыслящих иначе мы часто думаем даже хуже, чем в Советском Союзе. Это не та демократия, когда мы признаём права других, уважаем думающих иначе и так далее…» — признаёт латвийский политолог Кристиан Розенвалдс [9].

После краха советско-коммунистического проекта путеводителем по прошлому человечества и «инструкцией» к будущему устройству мира стал либеральный сценарий. Согласно принципам либерального проекта, люди борются за свободу, и постепенно шаг за шагом, свобода отвоёвывает себе место под солнцем, а «распространение свободы по всей планете даёт людям самую большую надежду на мир» (из инаугурационной речи 2005-го года «поборника мира» Джорджа Буша-младшего, к слову, родившегося со мной в один день) . Диктаторские режимы сменяются либеральными демократиями. «На смену стенам, рвам и ограждениям из колючей проволоки пришли широкие дороги, прочные мосты и оживлённые аэропорты» [5]. Однако после мирового финансового кризиса 2008 года жители разных стран испытали разочарование и в либеральной идеологии. В моду снова вошли «стены и барьеры». Растёт сопротивление иммиграции и торговым соглашениям ВТО. Правительства, которые считались демократическими, подрывают судебную систему, ограничивают свободу прессы и называют любую оппозицию популистами или предателями. Либерализм поражён, можно сказать, «раковой опухолью» политкорректности [13]. Многие авторитарные лидеры экспериментируют с новыми типами нелиберальных демократий или даже откровенных диктатур. Китай и Россия выстраивают «сложносочинённые» конструкции взаимодействия со своими обществами, куда более консолидированными в поддержке властей, пытаясь найти баланс между стимулированием и принуждением. Лишь немногие сегодня могут заявить, что Коммунистическая партия Китая прозябает на обочине истории. В 2016 году, отмеченном голосованием по «Брекзиту» и избранием президентом США «антиглобалиста» Дональда Трампа, волна разочарования достигла «столпов» либерализма — стран Северной Америки и Западной Европы.

Если несколькими годами ранее американцы и европейцы ещё пытались, мягко говоря, под «прицелом оружия» внедрить либеральные принципы в Ираке и Ливии, то сегодня многие жители Кентукки и Йоркшира считают либеральные идеи вредными и неосуществимыми [5]. Некоторые из них вдруг вспомнили, что им по душе старый консервативный мир, и они не желают отказываться от своих расовых, национальных или гендерных привилегий. А некоторые их них вдруг вспомнили о марксизме и вполне серьёзно заявили, что «транснациональные компании в рамках глобального проекта успешно осуществили деиндустриализацию США». Правда, современные «левые» движения Запада мало заняты социально-экономическими вопросами. Куда важнее для них права глобального характера самых разных меньшинств, вплоть до сексуальных — разрушение традиционных семейных отношений и образа жизни белого большинства.

По мнению президента России В. Путина, высказанному в интервью британской прессе, доминирующая сегодня либеральная идеология устарела. Президент считает, что либерализм как идеология скомпрометирован, правящие элиты оторвались от почвы и утратили «корневую» связь с народом, что и вызвало рост антиистеблишментных настроений в мире. В 1938 году человечество могло выбирать из трёх глобальных проектов, в 1968-м — из двух, в 1998-м, казалось, восторжествовал один либерально-демократический, а вот к 2018-му году мы остались ни с чем. Подобно советской элите — номенклатуре конца 1980-х годов, либералы не понимают, почему история отклонилась от предначертанного курса, и у них нет альтернативной теории для объяснения меняющейся реальности. Изменения, происходящие в современном мире, трудно понять и потому, что либерализм никогда не был единым целым, не считая общего примата материальных ценностей. Либерализм ратует за свободу, но понимание свободы существенно зависит от «контекста». Так, для одного человека либерализм — это свободные выборы и демократия. Другой убеждён, что либерализм — это торговые соглашения и глобализация. Третий связывает либерализм с признанием однополых браков и с разрушением традиционного образа жизни и института семьи. Либерализм теоретически должен как бы предлагать разные модели поведения — как на уровне отдельных государств, так и в международных отношениях.