Сергей Коняшин - Соловецкие этюды

Зимой, когда еще больше, чем летом, захватывало дух от неповторимой возвышенной красоты, острова обнажили перед нами свои новые проблемы, которые в июле не так сильно бросались в глаза. Летом в поселке было полно людей. Сутки напролет в любое время дня и ночи мотались туда и сюда многочисленные туристские группы или одинокие энтузиасты. При администрации, в музее, в монастыре, в библиотеке и прочих центрах культуры обязательно работали какие-нибудь гуманитарные, исторические, социальные и прочие отряды. Многие из них, кстати – тоже студенческие, вроде нашего. Не все из них из Москвы. Нередко встречали мы на кривых грунтовых соловецких улочках своих коллег-единомышленников из Питера, Петрозаводска и Архангельска.

На досках объявлений и столбах пестрели листовки о выставках, кружках и секциях дополнительного образования. Летом много кто был готов заниматься с соловецкими детьми, а у тех и глаза разбегались. Хотя не у всех, конечно. Лишь у тех, у кого были хоть как-то разбужены любознательность, интерес к широкому миру и вообще желание что-нибудь делать. Остальные и в это благословенное время скучали от безделья, уставившись днями напролет в телевизор (смартфонов еще не было), как будто им ничего не было нужно. А нужно-то им было, откровенно говоря, намного больше, чем их сверстникам на материке.

Восемь месяцев в году – в зимний период, когда останавливалось судоходство – острова оказывались почти полностью изолированы от Большой земли. Редкие рейсы крошечного самолета из Архангельска не могли в полной мере прорвать суровую природную блокаду. Поселок со своими жителями как будто закрывался сам в себе в ожидании следующего лета. Переживаемая всеми от мала до велика ограниченность общения, отсутствие ясной жизненной перспективы да и попросту неустроенность быта делали соловчан нелюдимыми и малообщительными. Местные дети страдали от островной замкнутости намного сильнее, чем взрослые.

В полной мере мы столкнулись с этим лишь зимой, когда оказались вынуждены проводить большую часть рабочего времени в поселковой школе. Других доступных для нас мест, где имелся хотя бы письменный стол и возможность поработать в тепле, на острове не было. Завязались добрые отношения с директором и учителями. Практически сразу же к нам потянулись и дети. Сперва больше из любопытства – что за неизвестные молодые люди ходят здесь с ноутбуками (тогда еще диковинными для некоторых)?

Однако после первых же знакомств с соловецкими школьниками нам стало ясно, что в подавляющем своем большинстве они некоммуникабельны, психологически зажаты и смотрят на окружающий мир исподлобья, как загнанные волчата. Многие из них ни разу не бывали не только на материке, но и даже на соседних островах родного архипелага.

Жизнь в условиях островной замкнутости, ограниченности культурного и духовного общения, неблагоустроенного быта, материальной необеспеченности и скудости досуга накладывала на маленьких соловчан заметный отпечаток. Отсюда – и робость перед незнакомыми людьми, и неспособность выстраивать важные для жизни в обществе связи.

Попадая рано или поздно на материк (чаще всего на учебу в Архангельск или Петрозаводск), соловецкие дети сталкивались с обстоятельствами, в которых требовалось умение быстро перенастраивать способы коммуникации. А они к этому оказывались не готовы. Поэтому многие очень скоро возвращались домой под крыло родителей, так и не обретя ни образования, ни профессии, ни достойного жизненного опыта.

С широко раскрытыми от удивления ртами эти дети слушали наши рассказы о кинотеатрах, светофорах, поездах и прочих самых обычных явлениях. Практически в каждом своем комментарии или суждении юные соловчане обнажали полнейшую неготовность ни к жизни в большом городе, ни на материке вообще, ни к будущей жизни даже на собственном маленьком острове. А она уже тогда – в силу специфики взятого властями тренда на развитие международного туризма – начинала требовать хотя бы базовых коммуникационных умений и навыков общения.

Где же им было получить такие качества? К сожалению, нигде, кроме местной школы. На всем архипелаге это был единственный (если не считать еще, пожалуй, крошечной островной библиотеки) публичный культурный центр и клуб детского общения. Летом мы не заметили, но зимой это сразу бросилось в глаза. Улицы по пояс завалены снегом, а местами и намного выше. В домах далеко не у всех тепло, светло и сытно. В гости друг к другу люди ходили мало. Поэтому с раннего утра до позднего вечера мальчишки и девчонки либо физически находились в школе, либо бесконечно вились вокруг нее. Даже если им вообще нечего было делать. Просто деться больше некуда, а в школе всегда относительно тепло и светло. Да и учителя старались как могли поддерживать добрую приветливую атмосферу.

Чего там не хватало – так это целенаправленной работы по развитию детей. Хотя бы элементарного привития им умений грамотно формулировать и излагать свои мысли, слушать и слышать собеседника, осмысливать услышанное, делать правильные выводы. Глядя тогда на соловецких детей, я сразу вспомнил себя в их возрасте. Схожие проблемы мне помогли преодолеть занятия в кружке юного журналиста, которые я посещал в родном Новороссийске в старших классах.

Под руководством внимательного и чуткого наставника Валентины Алексеевны Тышенко (1936–2016) мы выпускали городскую школьную газету «Парус». На наших летучках царила воодушевляющая атмосфера свободного творчества, привлекавшая множество одаренных новороссийских детей. Кто-то увлекался стихосложением, кто-то – прозой. Кому-то, как мне, например, была по душе военно-историческая публицистика, кому-то – общественно-политические проблемы. И все мы, казалось бы, совершенно разные, составляли под руководством Валентины Алексеевны единую полноценную редакцию, выпускавшую уникальное для своего времени и места печатное издание. «Парус» действительно очень любили и всерьез читали в Новороссийске, с нетерпением ожидая очередного номера.

Работая над первыми в своей жизни журналистскими материалами, мы осознавали, насколько влиятельным бывает печатное слово, учились ответственно и эффективно обращаться с ним. И это захватывало, побуждало к действию – изучать, познавать, исследовать, добираться до самой сути и, конечно же, писать. Не это ли то, что нужно было тогда и соловецким школьникам?

Так родилась идея протянуть связующую нить между Черным и Белым морями, между крайним югом и крайним севером огромной России – воссоздать новороссийский «Парус» в новом образе на промерзшей до гранитной твердости соловецкой земле. То, что поначалу пришло на ощупь, со временем выкристаллизовалось в концепцию полноценной журналистской школы, которая выпускала собственную газету. Сами юные корреспонденты назвали ее «Записки на парте».