Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №4 (11) 2021 г.

Сообразив, что произошла нелепая ошибка, я, Христофор и Ульяна попятились назад, к ширме, но тут, как назло, в подсобку влетела Тюка, а за ней Лев Арнольдович с Аксиньей. Оттого, что двигались они стремительно, а мы пятились им навстречу, произошло опасное столкновение: наша компания завертелась клубком и кувырком.

Зал взорвался аплодисментами.

Лев Арнольдович первым сумел вскочить на ноги и заголосил, не обращая внимания на зрителей:

– Вы опозорили отца! Позор вам! Позор!

– Что он сказал? Творца? – зашептались в зале. Маленькая белокурая Ева в розовой накидке растерялась, широко раскрыв голубые глаза и в ужасе схватившись за животик.

– Этот мужик с бородой – Бог! Он шибко разозлился, – с настоящим актерским мастерством подыграл нам юный Адам. – Настал для грешников час расплаты!

– Вон отсюда! Вон! – орал Лев Арнольдович с перекошенной физиономией и от досады топал ногами.

Марфа Кондратьевна, я, Христофор, Ульяна и Аксинья, согнувшись в три погибели, поползли со сцены.

– Браво! Браво! – раздавались голоса родителей, которые вместе с детьми пришли на спектакль. – Оригинальная постановка! Сильно!

В черной рясе к нам торопливым шагом приближался хмурый священник.

– Учитель! – признал его Христофор и заполз за чьи-то ноги.

Дети на сцене, которые играли херувимов и демонов, стояли с открытыми ртами, совершенно позабыв слова пьесы. Ева в смятении прижалась к Адаму. Лев Арнольдович театрально взмахнул рукой, потряс бородой и спрятался в подсобке. Зрители продолжали хлопать.

– Так и знал, что вы натворите дел! – недовольно забормотал священник.

– Извините, – сказала я. – Мы от школьной охраны убегали.

– Занавес! – громко произнес он.

Марфа Кондратьевна тщетно пыталась найти сумку, оброненную в суматохе.

– Знаю я эту семью, – кивнул мне батюшка. – Вы их помощница?

– Да.

– Святой вы человек. Пойдемте к столу, дети-то, скорее всего, голодные.

– Спасибо, – сказала я.

– Не буду вас ругать, вылезайте. – Священник вытащил Христофора и Любомира из-за кресел, где те прятались. И представился: – Меня отец Феофан зовут.

– Полина, – сказала я.

– Мы не виноваты, – начала выкручиваться Тюка. – Мы вовремя пришли, а охрана нас не пускала.

– Вы на два часа опоздали, пришли к концу спектакля, – перебил ее отец Феофан. – Стыдно! Стыдно, Марфа Кондратьевна!

Он показал жестом следовать за ним.

– Приглашаем откушать с нами! Столы накрыты! – звонкий женский голос раздался из комнаты, смежной с театральным залом.

– Матушка Елена зовет, – подсказал Христофор. – Жена отца Феофана.

Батюшка посадил нас за свой стол. Он отличался словоохотливостью и дружелюбием, а матушка Елена – властностью и строгостью. Они идеально дополняли друг друга. Матушка Елена, накладывая нам внушительные порции картофеля с топленым маслом и запеченную рыбу, громко произнесла:

– Глупее и безобразней детей Марфы Кондратьевны я за всю жизнь не видывала! Все в нее!

Я, услышав резкие слова, обиделась за воспитанников, а Тюка молча уткнулась в свою тарелку.

– Внимание! Ну-ка, вспомним Господа и помолимся! – скомандовала матушка ученикам и многочисленным гостям. – Читаем хором «Отче наш»!

Все покосились на меня, как на нового человека, а я в общем гуле забормотала: «Аузу билляхи мина ш-шайтани р-раджим», а затем прочитала суру «Фатиха» из Корана.

– Дома вкусной еды нет, – шепотом напомнил мне Христофор. – Тащим отсюда всё, что можно.

Пока верующие отвлеклись на молитву, он беззастенчиво набивал карманы ватрушками.

Рыба, запеченная по старому русскому рецепту, оказалась вкусной, пряной. Лев Арнольдович и Аксинья ели с удовольствием, вычищая тарелки кусочками хлеба. Марфа Кондратьевна наскоро похватала рыбу, переложив ее на хлебец, и вышла, предупредив, что ей нужно отлучиться на минутку. Любомир заскучал и начал капризничать. И стоило мне повернуться к нему, как из виду сразу пропали Ульяна и Христофор. Оказалось, что они залезли под стол и стали щипать людей за ноги. Матушка Елена, перекрестившись, встала на четвереньки и решительно ринулась за ними. Первой она вытащила Ульяну, а за ней упирающегося Христофора.

К требованию сейчас же перестать баловаться Христофор остался глух. Возникло опасение, что он обчистит карманы и сумки одноклассников, и я старалась не спускать с него глаз.

Лев Арнольдович ушел по делам, предупредив меня, что Марфа Кондратьевна поможет довести детей до дома, но та как сквозь землю провалилась.

– Где Марфа Кондратьевна? – спросила я отца Феофана. Отец Феофан грустно вздохнул:

– Она сначала сумку искала. Как нашла, вызвала такси и на митинг отправилась.

В черной рясе, с бледным лицом отец Феофан походил на средневекового монаха.

– Христофор, немедленно отойди от чужого рюкзака! – Я поймала пирата за «делом».

– Мужайтесь, Полина, – молитвенно сложив руки, произнес батюшка. – Господь вас не оставит.

Домой детей я повезла сама. Что это была за дорога, можно легко представить: Христофор плевался как верблюд, норовя попасть подвернувшейся на улице жертве в пуговицу на пальто. Любомир наделал в штаны и громко ревел, а Ульяна обзывала его пищалкой и другими обидными словами. Аксинья вырывалась и норовила покусать пассажиров в автобусе.

Перестирав одежду, искупав Аксинью и младших, я падала от усталости, но дети не хотели идти спать.

– Мама забыла про нас! – плакала Ульяна. – Я хочу ее увидеть, а потом пусть идет в кабинет.

– Она нас совсем не любит! – вторил сестре Любомир. Марфа Кондратьевна появилась в два часа ночи с плакатом «Даешь на Руси демократию!».

– Ты где была?! – зарычал на нее Лев Арнольдович. Марфе Кондратьевне тон супруга не понравился.

Не отвечая на вопрос, она схватила со стола вымытые мной тарелки и стала их бросать прямо во Льва Арнольдовича. Тот решил обороняться гладильной доской, непонятно что забывшей в их доме. Вероятно, это был чейто нелепый подарок столетней давности.

Из позиции обороняющегося в какой-то момент он перешел в наступление и принялся с размаху охаживать бока жены гладильной доской. Пришлось их разнимать под неистовые крики Христофора, Любомира и Ульяны, к которым добавились проклятия соседей.

Мне досталось и доской, и тарелками.

– Полина всё запишет и опубликует! Мама! Папа! Перестаньте! – со слезами выкрикивал Христофор, наивно полагая, что мой дневник – прививка от человеческой глупости.

Когда супругов наконец удалось разнять, оказалось, что они одинаково недовольны мною. И Тюка, и Лев Арнольдович искренне надеялись, что я приму чью-то сторону.

– Вы мешаете мне укладывать детей! – я впервые повысила на них голос. – Сейчас же закройте рты и прекратите мутузить друг друга!