Надежда Куликова-Архангельская - Моя Дорога Ветров, или Всё хорошее начинается с «сайн»

А впереди ещё пересечение железнодорожных путей, по которым в процессе весьма содержательного общения промчался Венечка Ерофеев – герой книги, чьё название совпадает с направлением электрички (Москва – Петушки), испытывающий равносильную тягу как к алкоголю, так и философским рассуждениям. А при этом, надо понимать, без мата и крепкого словца самовыразиться никак не получится. Как это по-русски!

Для русского человека мат, как ни странно, менее всего матерное слово. Это нечто более важное: и психологическая разгрузка, и позарез необходимое средство для развития речи, наибольшего эффекта достигающее при одновременном употреблении с алкоголем.

В институте вопросы развития речи нам освещают по-другому, заявляя, что это самые сложные школьные уроки. Глядя на «легко» и «непринуждённо» изъясняющихся взрослых, этого не скажешь. Зато, проходя школьную практику, понимаешь размеры бедствия и становишься единомышленником преподавателей. Но буквально через несколько десятилетий вдруг понимаешь, что, оказывается, те дети были большие молодцы, ибо всё-таки книги читали и сочинения, пусть слабенькие и наивные, но при этом искренние, писали, причём абсолютно самостоятельно. Утерев скупую учительскую слезу, я иду дальше: до института нам с вами ещё топать и топать. А за час пути какие только мысли не посетят!

Осторожно! Перед нами пролетает электричка Москва – Крутое. А оттуда недалеко и до пресловутого сотого километра, за который высылались социально несимпатичные личности. И Орехово-Зуево стояло подобно пограничному стражу на стыке двух миров, хотя и своего хулиганья хватало, и милиции скучать было некогда.

Для студентов литфака, привычно живших вымышленной жизнью литературных героев, удобным было хождение по двое или по трое, особенно в день экзамена. Не осилив более одного романа за вечер, можно было «прочесть» другой, слушая соседа, расплатившись, в свою очередь, кратким содержанием своего произведения. Так что, дойдя до института, можно было на ходу успеть «прочесть» необходимое количество книг. Тут важно учесть, с кем отправляешься в путь.

А вот по главной улице города приходилось ходить редко, однако под звуки оркестра, без которого немыслима ни одна праздничная демонстрация, которыми студенты явно тяготились, называя обязаловкой. Потому решали так: лучше стать донором и получить за это два отгула. Всё равно кровушку скоро будут пить бесплатно. Под кровопийцами, как нетрудно догадаться, подразумевались будущие ученики. Так что, аккуратным перпендикуляром движения пронзая улицу Ленина, литфаковцы, не находясь с городом в совсем уж перпендикулярных отношениях, всё же старались жить своей, параллельной жизнью.

И снова путь назад – столовая, читалка, библиотека и препятствия в обратной последовательности. Дежурный по комнате, кроме того, ещё вынужден попутно заглядывать в не блещущие изобилием продуктовые магазины: накормить досыта ораву голодных соседок – задача не из лёгких.

Кто не узнал эту студенческую «тропу», тот, видимо, не учился в ОЗПИ или не жил на улице Галочкина.

И снова общежитие – царство всесильного коменданта Георгия Парфёныча, чей весьма почтенный возраст вполне соответствует возрасту общежития. Оба «безгодовые», но ещё изо всех сил крепятся. Наверно, благодаря нашей молодой энергии. А вот и «самый-пресамый» конец пути – родная кровать. Далее, как по расписанию, лежание на кровати, ради которого, собственно, и шли на литфак. Но не обычное, а волшебное, с книгой в руках, из чего следовало, что именно литфак – факультет самых «положительных» студентов. Сколько времени проводят они в сидячем и лежачем положении, столько даже пенсионерам не по силам!

Но, к счастью, Орехово-Зуево приучило не только к ежедневным странствиям, но и иного рода движениям. Любое мероприятие, даже комсомольское собрание, как бы оно ни начиналось, чему бы ни посвящалось, заканчивалось на литфаке неизменно одинаково. Не романсами и стихами! Отнюдь! Зажигательными, высекающими искры страсти кавказскими танцами! В Орехово-Зуеве-то? Как вам такое несоответствие? «Чудеса, да и только! – подумает кто-то и немного посочувствует: – Рассказчица, видно, с дороги устала …»

Да нет же, говорю! И девушка Таисия из владимирского края, учившаяся с нами в одной группе, с редкой, по-детски звучащей фамилией Чудеса, посетив городской краеведческий музей, вполне законно могла оставить краткий отзыв: «Здесь была Чудеса! Спасибо!» Почему нет? Чем, вполне возможно, вызвала бы впоследствии у сотрудников что-то вроде когнитивного диссонанса. Однако возможный перевод: «Здесь были чудеса!» или «Здесь было чудесно!» – мог истолковываться как вполне себе лестный отзыв. Например, кавказца, торгующего на местном рынке. Или всё же это не про торгующих, а про наших, танцующих?

Литфак прославился своими танцорами: у нас сплочённая группа молодёжи из Дагестана и Чечено-Ингушетии – настоящие джигиты и красавицы гор. Анзор, Магомед, Алибек, Аминат, Паризат, Ахмед, Зара, Зарема, Иса… Хорошие ребята! Со знанием же русского у будущих учителей пока не очень. Это печальное несоответствие вызывало грусть, но в основном лишь у преподавателей. Зато мы умели дружить так, как никакой другой факультет!

И хорошее действительно было: чтение взахлёб, простые, доброжелательные отношения между сокурсниками, братство общаги с тремя рублями в складчину на неделю, дружба, которая неведома людям, не жившим в общежитии. У меня до сих пор убеждение, что тех, кто там не жил, весьма условно можно назвать студентами.

И всё же мои подружки из последних сил держались, чтобы (не дай-то бог!) не прыснуть от смеха, слушая, как на сцене ДК местная самодеятельная артистка, жеманно сжимая кулачки и щурясь от сладкой истомы, выводила трогательные нотки признания:

Орехово-Зуево, Орехово-Зуево –

Город любви, город сказочных снов!

Почему часто чем проще город, тем вдохновеннее и хвалебнее звучат слова стихов и песен о нём? Сколько встречаешь восхваляющих эпитетов и метафор! Может, это рождается из горячего желания живущих видеть город именно таким? А мы по молодости зациклились на несоответствии? Или чувствовали явное художественное преувеличение, перебор, именуемый в нашем кругу гиперболой? Нелюбящему трудно понять любящего? Или всё же трудно простить фальшивое чувство, ведь самое главное в творчестве – это искренность?

Всё может быть! В конце концов, ни мать, ни родину не выбирают, а любят ту, что судьбой нам послана.

Но самое большое несоответствие, на сей раз вовсе не печальное, а даже наоборот, ждало впереди. Можно сказать, что ради этого несоответствия я, видимо, и попала в ОЗПИ, только пока не подозреваю об этом.