Антон Гусев - Серпы. Подноготная правда главной психушки России

–А чего ты не моешься?

–Ты что? Если я буду мыться, они меня нормальным признают. А, если нет, то точно скажут, что дурак, и в тюрьму мне нельзя.

В ответ я только улыбаюсь – таким образом «косить» от армии было принято лет 20-30 назад, сегодня столь банальные приемы уже не впечатляют видавших виды экспертов, да еще из «Серпов». Но ему ничего не говорю – нельзя человека раньше времени расстраивать.

Иногда Миша ходит в курилку и подолгу сидит там один, с книгой в руках, смотря в зарешеченное окно на высотку на Смоленском бульваре. Время для этого он выбирает такое, когда в курилке никого нет – все отвлечены просмотром телепередач, дефилированием по палате на сон грядущий, бредовыми рассуждениями о возможности сбить самолет из пневматического оружия или о том, что странные зазубрины на стволах дубов в прогулочном дворике свидетельствуют о том, что здесь расстреляли самого Берию. Как правило, бывает уже темно – и он подолгу смотрит на недалеко стоящее здание, никому не показывая своего одиночества, пустоты и страха, внушаемых этими безжизненными стенами. И, хотя не показывает он этого никому, только слепой этого не видит.

Ночи здесь проходят быстро. То ли потому, что от безделья устаешь больше, чем от какого-либо занятия, то ли потому, что сама атмосфера здесь достаточно гнетущая, в течение дня организм выматывается, а потом вырубается словно из розетки. Так что, если не «повезет» с шумно храпящим соседом по палате (или если повезет с полным отсутствием восприимчивости к такого рода внешним раздражителям), то выспаться в принципе получится. Тем более, как было сказано ранее, к номинальным шести часам (к которым мы все привыкли в режимных учреждениях, а пребывание в них составляет львиную долю нашей жизни) вас будить никто не собирается. Подъем тут примерно к девяти, потом сразу завтрак, после которого, на уровне 10.00-10.30 час происходит обход.

Обходы здесь два раза в неделю – утром в понедельник и утром в пятницу. Как будто врачу важно «благословить» вас, скрепя сердце, прожить выходные, а потом своими глазами посмотреть, что из этого вышло. В действительности же процедура очень формальная. Выглядит так – толпа врачей (в большинстве своем – интерны) во главе с заведующей отделением, Натальей Ивановной Аносовой, женщиной крайне интересной и сложно-своеобразной (мы о ней еще отдельно поговорим), на бешеной скорости проносится по всей палате, задавая каждому дежурный вопрос «Как дела?», но не проявляя ни малейшего интереса к ответу. Смотрят больше на физиогномику – как ты проявляешь свои эмоции от только что состоявшегося помещения в «Серпы» или от длительного пребывания в них. Все, что касается вербальных контактов, это отдельная история, они еще успеют и вас порасспросить, и сами с вами наговориться. Обход – элемент наблюдения, ради которого в большинстве случаев и назначаются стационарные судебно-психиатрические экспертизы.

Вообще наблюдение ведут здесь и санитарки, и медсестры, и даже кастелянши. Со стороны может показаться, что они тут вообще ничем не занимаются и получают зарплату зазря, но это – кажущаяся видимость. Действительно, здесь не классическое медицинское учреждение, где те и другие заняты оказанием помощи больным, и функционала у медперсонала куда меньше. Но сосредоточен он в другом – в наблюдении за больными и фиксацией их поведения в специальный дневник. Надо сказать, что в других учреждениях судебно-психиатрической экспертизы, в которых мне приходилось бывать, такого тщательного наблюдения я не отмечал. Ну посмотрят пару дней, поспрашивают тебя в общих чертах о жалобах, и бросают. Потому, наверное, что учреждения это были в основном лечебные, больше внимания там уделялось не трем-пяти подэкспертным, а десяти-двадцати реально больным, которым на постоянной основе требовались уход и терапия. Здесь же учреждение профильное, и готовьтесь к тому, что санитарки и сестры глаз с вас спускать не будут. Каждый шаг, каждое движение, каждый контакт с другими подэкспертными и каждая тема для, казалось бы, минутного, ничего не значащего разговора – все будет фиксироваться в дневнике наблюдений. Проверять его будут врачи, которые дважды в неделю будут вас созерцать всем составом – так ли все на самом деле, как пишут их подчиненные относительно вас.

Конечно, как и в любой постсоветской организации, основные решения принимает руководство в лице все той же Васяниной и заведующей отделением Аносовой. Остальная толпа – интерны, собиратели материала. Но де-юре они тоже являются экспертами, и, возможно, в процессе обходов Аносова захочет продемонстрировать вам, насколько они самостоятельны, независимы, своенравны и вольны в принятии судьбоносных решений. Это делается наглядно и преследует своей целью заведомо расположить больного к взаимодействию именно с назначенным экспертом, который вскоре появится в поле вашего зрения. Показать, что заведующая здесь так, «принеси-подай», а 20-летние «эксперты» «сами с усами». Укрепившись в этой мысли, вы будете с интерном откровенны, а чего еще надо при производстве такого рода исследования?

Приведу такой пример. На первом же моем обходе заведующая отделением остановилась возле лежащего рядом депрессивного симулянтика и участливо спросила у него, не обострился ли депрессивный эпизод:

–Не загрустил?

–Загрустил, – ответил он. – Пропишите мне капельки какие-нибудь…

–Может, правда, пропишем? – «робко» спросила заведующая у совсем юной докторши, за которой симулянтик был закреплен. Та в ответ стала с напускной строгостью и решительным упрямством мотать головой:

–Делать нечего. Мы ему сейчас таблеток да капелек пропишем, а на чистоте эксперимента это как скажется? Вдруг симптомы затуманятся, не сможем правильно диагноз поставить? Нет.

Наталья Ивановна в ответ только развела руками – вот, мол, какие принципиальные интерны, даже она им не указ. Понятно, что ерунда – все в этой стране решает начальник, а подчиненные за него только техническую работу в определенной части делают, – а продемонстрировать надо было. Только для того, чтобы расположить пациента к доктору, зацементировать внутри него уверенность в силе и профессионализме юного врача.

Конечно, только лишь формальным осмотром соматического состояния больных обход не ограничивается – приличия ради вам, сразу после поступления, напишут колоссальный по объему план лечения, включающий сдачу всех возможных видов анализов крови, мочи, ультразвуковые обследования, консультации невролога, эндокринолога, уролога, стоматолога и еще десятка специалистов, даром поедающих свой хлеб в стенах этого учреждения. Здесь надо сразу оговориться – целью такие исследования имеют никак не уточнение вашего психиатрического диагноза (который чаще всего устанавливается только анамнестическим путем, то есть путем беседы с больным), а получение денег из Фонда социального страхования. Дело в том, что учреждение, в котором вы оказались, является частью системы здравоохранения. Значит, там должен быть ряд специалистов, оказывающих не только психиатрическую, но и общую терапевтическую помощь. И такие специалисты есть (причем, не только узкопрофильные, но и вспомогательные – медсестры, санитарки, есть даже собственная лаборатория по проведению анализов). На их содержание ФСС ежегодно выделяет учреждению немаленькие денежные суммы. И нехорошо получится, если в своих годовых отчетах эти специалисты будут указывать прочерки в строчках о выполненных объемах. Тогда финансирование центру по этим статьям урежут. Чтобы этого не допустить, коллеги из психиатрического цеха обильно снабжают товарищей работой.