Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 г.

– Ладно, дочь, не дрейфь, – бодрым голосом заговорила мама, шагая против мерзкого, пронизывающего до костей ветра. – Пункции – это, конечно, жуть, но заведующий лор-отделением – вот такой дядька! – Мама показала кулак с оттопыренным большим пальцем. У нее были молочно-белые варежки с красивым орнаментом. – Александр Цыренович, я о нем очерк писала в прошлом году.

Видеть мамины статьи в ежедневной газете было для Лели делом привычным, хотя, если честно, газеты Лелю не интересовали. На первой странице, или, как говорила мама, на первой полосе, всегда было какое-то занудство про Политбюро ЦК КПСС, на второй – вести с полей и заводов. Вот на третьей становилось поинтереснее – научные открытия и спорт, театры и заезжие звезды эстрады. Ну а на четвертой полосе была сборная солянка – фельетоны, стихи местных авторов, полезные советы по домашнему хозяйству, кроссворды и объявления о том, кто умер и когда приходить проститься. Это называлось «некрологи». Маленькие прямоугольные рамочки в самом низу страницы, а в них очень короткий текст. Леля иногда считала, сколько лет было человеку, который умер, потому что указывался год его рождения. Обычно это были пожилые люди, но однажды Леля посчитала и испугалась – девочке было всего семь лет. Но что с ней случилось, в маленьком некрологе сказано не было.

Леля натянула свой шарф повыше, закрывая лицо от ветра. Они шагали вверх по улице Бабушкина, мимо универсама «стекляшка», где по субботам были давки в очередях за вареной конской колбасой. Мимо проката, где Леле взяли пианино, когда она пошла в музыкальную школу, чтобы не покупать свое, и теперь, вот уже шестой год, платили за него два рубля каждый месяц. Мимо «Дома торговли», где изредка бывал какой-нибудь дефицит и недавно Леле купили спортивный костюм. Не импортный, но все равно. Он был шоколадного цвета, с белыми полосками на манжетах и воротнике, а воротник – на молнии. Леле он очень шел, она его просто обожала.

Ветер швырял в лицо мелкие снежинки, и они больно кололи лоб и щеки. Мимо продребезжал трамвай. Вообще-то до дома можно было доехать, но мама предложила идти пешком, чтоб не мерзнуть неизвестно сколько на остановке. К тому же она очень надеялась успеть на премьеру «Медеи» в Театр русской драмы. Рецензию на спектакль ждали в номер, и у мамы теперь были все шансы, поскольку до театра от дома пешком было три минуты. Лелю всегда удивляло, что с одной стороны от их дома находилась городская цивилизация в виде института культуры, драмтеатра и большого торгового центра, а с другой – буквально через дорогу – город заканчивался. Приземистые деревянные домишки частного сектора спускались с крутого косогора к притоку Уды, который все называли «протокой», дальше простиралась равнина, вдали виднелись дачные кооперативы, а за ними – поросшие густой тайгой сопки.

Леля, конечно, дрейфила, потому что больница, гайморит, пункция – все это звучало жутковато. Зато в больнице не будет пианино – это плюс. Когда она болела дома, заниматься музыкой, если нет температуры, надо было все равно. Лелина одноклассница Маринка однажды лежала в больнице, ей вырезали аппендицит. И подруга Настя лежала – ей делали зондирование, заставляли глотать какой-то длинный шланг, а в палате после отбоя девчонки рассказывали страшные истории, как в пионерлагере. В общем, было весело. Но Леля не думала, что когда-нибудь ее тоже положат в больницу! Болела она не чаще других. Так, простуда пару раз за учебный год. Только однажды, во втором классе, когда ее опять отправили на целый год к бабушке на Украину, у нее была по-настоящему сильная гнойная ангина. Участковый врач заглянул к ней в горло и сказала бабушке что-то такое, от чего та схватилась за сердце. Леля тоже хотела посмотреть, что там творится. Когда ее оставили в комнате одну, она выбралась из постели и взяла со стола круглое зеркальце на ножке – с одной стороны обычное, а с другой – увеличительное. Открыла рот, но видно ничего не было. Тогда Леля подошла к окну, встала так, чтобы на лицо падал дневной свет, и открыла рот уже как следует. Как она сделала это сегодня у рыжей врачицы. Картина Лелю изумила – в глубине горла у нее как будто бы росли два мухомора: ярко-красные гланды были усыпаны мелкими белыми точками.

В тот раз у нее была самая высокая в ее жизни температура – тридцать девять и шесть. Ей снились странные тягучие сны и какие-то крупные шершавые существа на тоненьких липких комариных ножках. Когда много лет спустя, уже студенткой, Леля впервые увидела картины Дали, то сразу поняла, что они ей напоминают.

Как только Леля выздоровела, бабушка сразу же повезла ее через весь город на прием к своей школьной подруге Любовь Семеновне, известному лор-врачу. От этого визита у Лели осталось два воспоминания – ужасное и прекрасное. Ужасным было то, что бабушкина подруга как бы невзначай зашла сзади за стул, на который усадили Лелю, и внезапно запустила ей в рот всю свою пятерню, да так глубоко, что ее пальцы чуть не вылезли у Лели через нос. У нее потемнело в глазах, и, когда Любовь Семеновна наконец вытащила руку, Леля хотела разреветься, но чудом сдержалась и только затаила лютую обиду. Не потому, что Любовь Семеновна сделала ей больно, а потому, что не предупредила, не объяснила, что таким образом проверяют аденоиды, а вместо этого взяла и напала сзади, как враг! А Леля бы поняла и спокойно потерпела, она же не дурочка.

Ну а прекрасным было то, что Любовь Семеновна объяснила бабушке, что удалять гланды не надо: они защищают весь организм, принимают удар на себя. А аденоиды, за которыми она, собственно, лазила Леле в носоглотку, удалять тоже не требуется. Они, скорее всего, сами исчезнут «в пубертатный период».

Сейчас Леля вообще не чувствовала себя больной. Рядовое февральское ОРЗ прошло, от него остался только заложенный нос. Но это ведь ерунда, подумаешь! Иногда к вечеру начинала болеть голова, и неприятно было, если надавить пальцами на лицо возле носа. Леля даже начала снова ходить на тренировки в бассейн. Какая же она больная без температуры?! Но лор-врач в детской поликлинике так не считала, она назвала это осложнением и назначила рентген. И вот теперь, уже в понедельник, Леля ляжет в настоящую взрослую больницу.

Республиканская больница оказалась красивым зданием в сталинском ампире. Утро выдалось морозным и очень солнечным, огромные сугробы вдоль расчищенной спозаранку дорожки искрились, как дождик на новогодней елке. Широкое парадное крыльцо четвертого корпуса с белыми колоннами выглядело торжественно и напоминало фасад оперного театра, а потолки в приемном покое были, наверное, пять метров высотой. Александр Цыренович встретил их сам. Смуглый, поджарый, как спортсмен-легкоатлет, в очках с металлической оправой и с черными с проседью волосами, он тепло пожал маме руку. Пробежал глазами направление, улыбнулся: «Не думал, Татьяна, что такая взрослая дочка у вас. И так похожа на маму». Не успела Леля оглянуться, как медсестра уже вела ее в какую-то подсобку, где пришлось оставить свое зимнее пальто и переодеться в захваченный из дома байковый халатик и домашние тапочки.