Коллектив авторов - Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 г.

Дальше Лелю повели по широкому коридору лор-отделения к дверям седьмой палаты. Острый, тревожный больничный запах здесь был еще сильнее. Навстречу Леле, шаркая тапочками, прошел высокий худой мужчина в пижаме, висевшей на нем, как на пугале, и Леля в ужасе округлила глаза: в горле у мужчины зияла дыра, а в нее, зафиксированная кусками пластыря, была вставлена металлическая трубка. Леля никогда в жизни не видела ничего подобного. Вообще в больнице, прямо там, где лежат больные, Леля была только однажды, ей было тогда лет пять. Они с бабушкой приходили проведать бабушкину подругу тетю Соню. Когда-то они преподавали в одной школе: бабушка – русский и литературу, а тетя Соня – физику.

У тети Сони был рак поджелудочной железы. Ей сделали операцию, и она лежала невероятно бледная, а глаза на худеньком лице из-за потемневших век казались огромными. Бабушка присела на стул у кровати, а Леле сесть было некуда, и тетя Соня легонько похлопала одними пальцами по краю постели: «Садись сюда, рыбонька». Она улыбалась Леле и бабушке, но очень осторожно. Казалось, будто она старается не шевелиться. Потом уже Леля узнала, что так оно и было, потому что боли, которые мучили тетю Соню до операции, после никуда не делись, а только стали сильнее, и ей все время кололи обезболивающие, которые плохо помогали. Они с бабушкой негромко говорили об операции, и бабушка спросила, приходил ли Лева, тети Сонин сын, и она ответила, что он – да, а Эльвира и внучка – нет. Это была тети Сонина драма – какой-то ужасный разлад с невесткой, а из-за нее и с единственным сыном. Леля не знала, в чем там было дело, но не могла понять, как с тетей Соней вообще можно поссориться и как можно ее не любить? Леля слышала, как тем же вечером бабушка дома говорила кому-то по телефону: «Сонечка еще в больнице, да. Врачи сказали, что помочь уже невозможно. Разрезали и зашили». И горько-прегорько вздыхала.

Леля очень любила тетю Соню. У нее были пышные седые кудри и хорошая, ласковая улыбка. Один зуб в верхнем ряду был металлический, но не желтый, а серебристый, и это ее совсем не портило. Обычно тетя Соня приходила в гости к бабушке по вечерам. Они садились в кресла по обе стороны от журнального столика в гостиной, включали телевизор фоном, о чем-нибудь говорили и пили растворимый кофе со сгущенкой и печеньем «Днiпро». Кофе и сгущенка были из дефицитного бабушкиного пайка, который полагался ей как инвалиду войны. Бабушке все это было строго запрещено из-за диабета, поэтому сгущенка предназначалась Леле и гостям.

В то время они жили с бабушкой вдвоем. Летом мама прилетала из Улан-Удэ в отпуск, но каждый раз Лелю решали оставить на Украине еще на один год. Лелин папа был родом из Бурятии. Познакомились они с мамой в Ленинграде – вместе учились там в университете, а потом уехали к папе на родину.

«Улетела за пять тысяч километров в эту ледяную тундру», – сокрушалась бабушка.

Рожать Лелю мама приехала домой, на Украину, пока папа после университета служил в армии, и с тех пор ее так и не решались забрать в Улан-Удэ. Считалось, что климат там слишком суровый для ребенка.

С бабушкой было хорошо и спокойно, но Леля страшно тосковала, особенно по маме. В детский сад бабушка ее категорически не отдавала, хотя он был прямо под окнами их пятиэтажки, и Леля смотрела, как дети играли там все вместе в своих песочницах. Леля тоже играла – с девчонками со двора. Почему-то все они были старше – Наташка на год, Вита на два, а Лэся и Оксана вообще на три, они уже ходили в школу. Иногда девчонки не хотели брать Лелю в игру, потому что она маленькая. А иногда белобрысая Оксана, дочка дворничихи тети Гали, и Лэся, которая все за ней повторяла, говорили, что пусть Леля уходит, потому что у нее бабушка жидовка, а значит, она сама тоже жидовка. Леля не понимала, что именно это значит, но знала, что это какое-то очень обидное и страшное слово. И она уходила домой, и ей было очень-очень грустно. Но бабушке она не хотела ничего рассказывать и вообще произносить это гадкое слово. А на следующий день девчонки во дворе уже как будто ничего и не помнили и снова брали Лелю играть. А однажды Наташка и Вита показали ей, как делать веселый массаж. Нужно было приговаривать: «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, едет поезд запоздалый, вдруг из пятого вагона рассыпался горох…» – и все это изображать на чьей-нибудь спине. Леле особенно нравилась та часть, где в массаж приходит начальник и начинает печатать на машинке: «Я купил жене и дочке десять розовых платочков. «Вжик-вжик» – точка!» На «вжик-вжик» нужно было ткнуть пациента пальцами в бока, и пациент обычно хохотал от щекотки. А потом, когда начальник заклеивает конверт и ставит печать, надо было крепко стукнуть по спине кулаком.

Вечером, когда в гости пришла тетя Соня, Леля предложила: «Давайте сделаю вам веселый массаж, хотите?» Для этого тетю Соню специально усадили на табуретку, в кресле до спины было никак не достать. Леля очень старалась, и «вжик-вжик», и печать поставила как следует. А на следующий день тетя Соня рассказывала бабушке по телефону: «Бэла, представляешь, я чувствую утром, как-то побаливает спина. Посмотрела в зеркало, а у меня синяк под лопаткой. Лелечка массаж сделала от души, сильные ручки, надо ее в спортивную секцию отдать!» И было слышно в трубку, как она смеется.

Рак «сожрал» тетю Соню очень быстро, в считаные недели. Тогда, в больнице, Леля видела ее в последний раз.

– Проходи, вон твоя кровать, – пожилая медсестра легонько подтолкнула Лелю в бок, – а это твоя тумбочка. Передачи открытые не хранить, печенье, пряники, все в мешочках, и чтоб никаких крошек, а то тараканы набегут.

Тараканы. Это был самый страшный Лелин кошмар. Мама забрала ее с Украины перед самой школой. У бабушки ни о каких тараканах Леля не слыхала, поэтому, в первый же день столкнувшись с новой действительностью в виде огромного таракана практически у себя над головой, прямо в ванной комнате, Леля перепугалась до слез. Конечно, со временем она привыкла, что иногда в их стерильно чистой квартире появлялись «гости от соседей», которых немедленно уничтожали тапком или дихлофосом. Причем на время спецоперации Леля пряталась где-нибудь в дальнем углу. Но так, чтобы прямо в тумбочке возле кровати? Прямо возле подушки?..

– Ты че, так и будешь теперь стоять? – услышала Леля. – Че остолбенела-то? Тараканов боишься?

Девчонка лет шестнадцати сидела, облокотившись на спинку кровати и для удобства подсунув под спину подушку. У нее было невероятно конопатое, почти оранжевое от веснушек лицо и толстенная медно-рыжая коса, которую она перекинула на грудь. Правый глаз был заклеен пластырем. Из-под ворота застиранного байкового халата виднелась коричневая водолазка, а из-под подола торчали ноги в синих трениках и толстых серых вязаных носках.