Тамара Иванкова - Сага о Тамаре

– Ой-ой-ой! Да дернуло же меня уехать! Это же надо, за столько лет отвлеклась от дома, отдохнуть надумала! Такой положительный мальчик! Скромный, хороший! Я радовалась, что ты с таким уважительным парнем переписываешься! Чистые, дружеские отношения, и – на тебе! Это ты виновата! КАК ты это допустила? Как ты себя вела?!

– Мы встретились, ничего такого. Я тоже была уверена, что он хороший парень! Когда с Борей по-хозяйски распорядился, я удивилась и встревожилась, но со мной никто так не поступал! Потом мы мирно беседовали… Я бы могла соседей позвать, если бы мне что-то не понравилось, но зачем я буду вмешивать чужих людей? Что я им скажу? Что там такого? Он лег и заснул, и я успокоилась. Я на кухне что-то делала, возвращалась, видела, что он спит… А утром, когда соседи ушли…

– Я хочу с ним поговорить! Ай-яй-яй! Что скажет наша родня? Никто же не поймет. Какой скандал! Позор! Как я братьям объясню? Хрисанф скажет: «Вот дура!». Так вляпаться… такой грех…

Вовка заявляется, как ни в чем не бывало, широко улыбаясь.

– Ну?!! Рассказывай! – мама настроена весьма решительно. – Как это понимать?

Он увиливает от прямых ответов и нахально огрызается. Разговор кружит вокруг этого ужасного события, но язык не поворачивается говорить прямо. Не принято у нас. Мы с мамой никогда такие вещи не обсуждали. Я готова провалиться сквозь землю от стыда и унижения, что приходится разбираться снова и снова, что было и как. Несколько вечеров подряд я, как в тумане, слышу эти рассуждения обо мне, как будто меня здесь нет.

– Что ж ты сделал, подлец? В моем понятии, в постель девушку укладывают после того, как женятся!

– А вы не ругайтесь! А я женюсь! – развязно заявляет он.

– Сначала предложение делают, – продолжает мама гнуть свою линию. – А ты посватался, как положено? Ты у меня спросил? Куда ты спешил? Так порядочные люди не поступают!

– Так я жениться приехал.

– А ты у нее спросил? 9-й класс! Ей еще учиться надо, в институт собиралась поступать! Если ты три года ждал, еще год мог бы подождать. Хоть бы 10 классов закончила.

– Я думал…

– Он думал! А она, что? Согласна за тебя замуж выходить? Ты у нее спросил? Нет. А че ты полез? Ей только 17 лет!

– Так я не отказываюсь! Я женюсь! Повезу ее к маме в Винницу, познакомлю. Распишемся в Проскурове, я там работаю, и там прописан.

– А учеба как же?

– У нас в Проскурове вечерняя школа есть. Это же областной город сейчас!

Мама немного успокаивается, переходя на выяснение простых бытовых подробностей. Их голоса в нашей маленькой комнатке звенят и молотком бьют по моим ушам, я слышу их как будто издалека и плохо соображаю…

В голове у меня крутится только одно слово: «Стыдно».

Я представляю, как приду 1 сентября в школу, а на торжественной линейке все повернут головы в мою сторону, будут смеяться и показывать пальцем…

Элеонора презрительно сложит губы и процедит: «Тоже мне, комсорг, называется! Пример для подражания! Пыталась тут поучать нас, как себя вести. А сама! С мальчиком! До свадьбы! Фу!»

Лида укоризненно покачает головой: «Как ты могла? Помнишь слова в романе Чернышевского? Умри, но не давай поцелуя без любви?» И я плачу оттого, что не умерла…

Мама снова строго отчитывает Вовку, он бубнит в ответ: «А вы не ругайтесь…»

А учителя? Математичка Мария Трофимовна, запретит своей дочке Лиде дружить с таким глупым и грязным существом, как я! Семен Львович скажет: «Так вот почему Вы экзамен завалили? Правильно, падшим женщинам учеба ни к чему!»

Я не замечаю, как за Вовкой захлопывается дверь. Мама произносит слова, которые вытряхивают меня из оцепенения:

– Приходится ему доверять. Видимо, парень все же порядочный, поскольку соглашается прикрыть это безобразие законным браком! Распишетесь и будете жить!

Ни ручьи слез, ни мои бессвязные оправдания не помогают. Через неделю, поспешно собрав кое-какие вещи, мы отправляемся в Винницу, к Володиной матери. Я в отчаяньи… Мама провожает меня напутствием:

– Найдете квартиру, напиши! Я привезу тебе нужные вещи, посуду. Помогу устроиться.

Моя будущая свекровь (ведь мы еще не расписались) принимает меня спокойно. Она и две ее дочери, 12 и 15 лет, ютятся в малюсенькой комнатушке, перегороженной шкафом с занавеской, как и у нас. На одной кровати спит хозяйка, а другую уступили нам, молодоженам. Девчонкам постелили матрас на полу, и спросонья я чуть не наступаю на чьи-то руки-ноги. На правах молодого мужа, Вовка каждую ночь исполняет свой «супружеский долг», а утром младшая сестра весело запрыгивает на кровать, садится на меня верхом, энергично скачет на мне и приговаривает:

– Буду делать, как Вовка!

Ужасно! Меня не покидает мерзкое ощущение унижения, грязи и раздавленности.

Клавдия – крупная и крепкая женщина, со своими детьми не церемонится и тумаками сгоняет девчонку с кровати. Да-да, я вспоминаю, что она работает шеф-поваром в столовой, и принесенные ею под видом пищевых отходов продукты помогают прокормиться их семье.

– С тех пор, как старшая дочь на работу во Львове в КГБ устроилась, полегче стало. Теперь и Володя назначение в Проскуров получил. Четверо их у меня, муж в июне 41-го погиб, – рассказывает она мне свою нехитрую историю.

«Что за ужасный запах? – думаю я. – Им пропитано все, одежда, постель, покрывало». И сама Клавдия от тапок до волос навсегда пропахла чадом. Котлеты! Столовские котлеты и лук, жареные на комбижире, издают этот неповторимый ненавистный запах, который я запомнила на всю жизнь! Этот изобретенный при Советской власти комбижир, смесь сала, смальца, растительных и животных жиров, невозможно забыть, даже если захочешь.

Угол комнаты всегда занимает сваленная в кучу грязная одежда. Мать кричит по утрам:

– Девки! Чья очередь стирать? Кто опять взял мою кофту? Почему она уже в куче лежит? В чем мне на работу идти?

Окрики матери они воспринимают равнодушно, а гора нестиранного барахла никогда не уменьшается.

Появление моей одежды и обуви очень радует сестер, за неделю все мои вещи уже переношены без спросу и попали в стирку. Перестирав гору белья, все равно трудно рассчитывать, что найдешь свое платье. Девчонки наперебой выхватывают из чистого то, что понравилось, неважно, сестры, мое или матери. Не успеешь оглянуться, и ищи снова в углу. Выражение: «Все вокруг колхозное, все вокруг мое» приобретает для меня новый смысл.

Для Володи привычен такой порядок, он швыряет грязную одежду в угол. Через несколько дней утром выясняется, что ему нечего надеть, и он топает ногами и орет:

– Томка! Ты почему не следишь за мной?

Выдергивает из кучи барахла одну из двух «соколок» и швыряет мне:

– Я что, как замухрыжка ходить должен? Быстро постирай!