Тамара Иванкова - Сага о Тамаре

Я никогда не задумывалась над этим! Мне казалось, что преступник – это особенный человек, злодей, поджидающий прохожего ночью в подворотне. Достаточно не ходить по опасным улицам, чтобы избежать нападения. А по этой теории получается, что жертва частично виновата в преступлении? Своим поведением привлекает и провоцирует преступника?! А как его узнать? У него же на лбу не написано, что он собирается закон нарушать? Несчастные абстрактные жертвы вызывают у меня сочувствие и жалость. Но мне и голову не приходит, что я уже больше года нахожусь в этом узле «преступник-жертва» и могу являться классическим примером для изучения…

Проходит первая неделя учебы, и в одно прекрасное утро я сталкиваюсь с Вовкой на крыльце университета:

– А ты что здесь делаешь?

Вовка хвастливо заявляет:

– Работаю я здесь! Начальником бюро пропусков!

И в тот же вечер приходит к нам домой и рассказывает моей маме:

– Я теперь во Львове буду жить, у сестры. Из органов меня уволили. Майор сильно разозлился, рапорт подал. Мне прописали по первое число. Томка – молодец! Пулю подняла. Если бы пулю не нашли – трибунал! Теперь пистолета нет, и работы тоже! Зато я во Львов назначение выпросил.

Хорошо, что мама дома! Он ничуть не раскаялся! А мне совсем не хочется с ним разговаривать!

– И что ты думаешь дальше делать?

– На работу устроился. Новую жизнь начну! Я свои ошибки понял, теперь все по-другому будет! Я Тому люблю. Я без нее не могу!

Мама неуверенно пожимает плечами. Но я мириться не собираюсь! И Вовка начинает «осаду», в своей обычной манере. Приходит каждый вечер, клянчит, извиняется, виляет хвостом и рассказывает сказки о светлом будущем на горизонте. Мама выпроваживает его с облегчением.

Теперь моя радость от учебы омрачается тем, что его ухмылку я вижу утром и вечером, разворачивая студенческий билет на пропускном пункте в корпус университета.

До чего же он прилипучий! Ходит следом, прощения просит, уговаривает. Трезвый вроде.

Он полностью держит мои передвижения под контролем, мое расписание знает лучше меня. Я вздрагиваю от его неожиданных появлений за моей спиной! Убеждает меня, что мы жили бы хорошо, если бы не мешала теща. Уговаривает меня его сестра и гостившая у нее мать. «Попробуйте, поживите, все наладится». Нет от него никакого покоя, и я соглашаюсь перейти жить к его сестре. Может, все образуется?! Он же все-таки мне законный муж!

Когда Львов стал советским, для работников КГБ в трехэтажных зданиях на территории собора святого Юра устроили квартиры. Раньше здесь были монашеские кельи, а теперь коммуналки с длинными коридорами и высокими потолками. А стены! Толстые каменные стены хранят вековую прохладу и тишину. Вовкина сестра Инна живет в большой комнате, нам выделили маленькую, в третьей – еще одна семья с маленьким ребенком. Днем малыш остается с няней, пока родители на работе.

Теперь я под надзором у него круглосуточно. Утром мы вместе идем в университет, он торчит возле меня на перемене, отводит домой. А вечером? Как обычно, гости и пьянки! Сестра ругает его:

– Хватит пить! Ты катишься по наклонной плоскости!

Вовка не ссорится с ней. Зачем, если я всегда под рукой? На мне удобно выместить пьяное зло. К маме мне ходить не разрешает:

– Чему она может тебя научить? Она же немецкая подстилка! 2 года была на оккупированной территории.

Я возмущаюсь:

– Так не только она была!

– Вот-вот! Почему осталась? Ах, не попала на организованную отправку? Надо было пешком уходить! Почему вас не расстреляли? Не отправили в концлагерь? Значит, угождали фашистам! Таких немцы оставляли в живых!

У меня кипят слезы, я пытаюсь оправдываться, но он заводится еще больше:

– Раз ты ее защищаешь, значит, ты тоже немецкая проститутка! Было 8-11 лет? Ну и что? И малолетки были проститутки. Знаю я! В КГБ насмотрелся!

Я возражаю:

– Это невозможно! Ты же был у меня первым!

А он мне в ответ:

– Все вы бабы, суки брехливые! Я уже давно понял! Подставилась, когда месячные, чтобы потом права качать!

Он орет все громче и начинает буцать мебель. На шум из другой комнаты прибегает мать, она как раз гостит у нас, и пытается его остановить. Снова летают стулья, и в этот раз еще и шифоньер падает! Мать хватает его за руки и подставляет свои ноги, чтобы не колошматил в дверь, но он без жалости бьет по материнским ногам…

Наутро она показывает ему огромные синяки и обзывает его:

– Тварь! Сволочь! Скотина! Что ж ты делаешь?

Но он даже прощения не просит, говорит:

– Сама виновата, не лезь! Не злите меня…

У нас очередной гость. Вовка говорит:

– Знакомься, это мой друг. Василий.

Они оба добряче под хмельком, но усаживаются за стол, едят-пьют, все громче поют патриотические песни. О чем-то спорят, успокаиваются, снова задираются. Я уже так устала от этих криков-песен! Наконец-то Вовка идет провожать друга, а соседка-няня с ребенком идут гулять. Хоть бы полчаса тишины! Но через полчаса я начинаю волноваться – что-то долго они провожаются! И точно, прибегает запыхавшаяся бабушка:

– Ой, Тамара! Що там робиться! Твій Володька на площі дереться з тим хлопцем! Людей повно! Увесь в крові! Рубаха порвана!

Я мечусь по кухне – утюги, сковородки, ножи все прячу в духовку, под печку, от греха подальше. Знаю, что все на моей голове оказаться может.

Бабуля с ужасом смотрит на меня и говорит:

– О, бачу, ти добре знаєш свого чоловіка!

А у меня, как всегда, горло болит, и шарфом завязано, концы его наперед и назад свисают. Я сразу подумала, что тут петля, схватит за два конца и задушит. Я в спешке шарф снимаю, а бабка:

– Ой, Боже, Боже, що ж це буде?

Тут и Вовка на пороге, рукав оторванный висит, весь окровавленный. Я его жалеть, задабривать, а он:

– Откуда ты его знаешь?! Вертихвостка!

– Кого?

– Василия! Давно ты с ним путаешься?

– Первый раз вижу! Ты ж нас познакомил!

– Не трепись! Что я не видел, как вы перемаргивались? Потому он и пришел сюда, что к тебе шел, а я, дурак, сразу не понял! Вы уже снюхались с ним?

Ударом повалил меня на сундук. Я чувствую, что не смогу оттолкнуть, удушит он меня! Отбиваюсь руками и ногами! Когда я хрипеть начала, заскочила бабка. Как схватит его за черти, как труханет об стенку! Откуда сил столько взялось у пожилой женщины? Вовка удивился и моментально успокоился. Иногда и матери так удавалось его остановить.

На следующий день мы с мамой приходим за моими вещами, пока Вовки нет дома. Я спрашиваю у моей спасительницы:

– Как Вы не побоялись вступиться? Он же зверь!

Бабушка вздыхает:

– Дитинко, я дочку поховала. Я за онуком дивилася, коли вони на роботі. Дочка прийшла, а я – додому, як завжди. Ввечері сусідка прибігла: «Иди, там дочка твоя мертвая!». Її п’яний чоловік від ревнощів задушив. Біля дома швидка допомога і міліція, а моєї донечки вже в живих немає… От я і подумала, краще нехай ця сволота мене вб’є, але другого такого випадку не буде!