Петр Мультатули - Император Николай II. Екатеринбургская Голгофа

Выслушав отказ, Чхеидзе заявил, что в таком случае они Родзянко никуда не пустят. Именно в этот момент на имя М.В. Родзянко из Ставки поступила телеграмма генерала М.В. Алексеева, в которой тот требовал немедленно пропустить литерные поезда. Получив эту телеграмму, Родзянко, по всей видимости, показал её Чхеидзе, с намёком или даже прямой угрозой, что армия поддерживает его линию. Когда член Исполкома Н.Н. Суханов (Гиммер) заявил, что «Родзянко пускать к Царю нельзя» , то из правого крыла Таврического дворца «для урегулирования вопроса был прислан некий полковник»[156] .

А.Ф. Керенский понимал, что начинать противостояние с армией на подконтрольной ей территории – невозможно. Поэтому вопрос с арестом Государя надо было решить до попадания литерных поездов на территорию Северного фронта. Керенский отдал распоряжение члену Исполкома и ВВНР А.А. Бубликову начать энергичные действия по захвату Императорского поезда. Керенский предполагал захватить поезд в Дно и там же ждать Родзянко. Когда тот бы приехал, то был бы вынужден вести переговоры с Государем в окружении «красной гвардии». Родзянко узнал о задержании поезда в Дно и сумел призвать на помощь штаб Северного фронта. Ю.В. Ломоносов вспоминал, что весь день 1 марта Родзянко вёл «переговоры по военному проводу с генералом Рузским. До этого Комитет Думы никоим образом не мог найти понимание с Советом относительно того, что должно было быть сделано с Царём»[157] . Это объясняет, почему после переговоров с генералом Н.В. Рузским Родзянко направил Государю телеграмму, в которой сообщал, что экстренно выезжает на станцию Дно «для доклада о положении дела и необходимых мерах для спасения России»[158] .

В это же время на станцию Дно на имя Государя поступила телеграмма генерал-адъютанта М.В. Алексеева, в которой он предупреждал, что беспорядки, охватившие Петроград, вскоре перекинутся на всю Россию, произойдёт революция, которая знаменует позорное окончание войны, а «власть завтра же перейдёт в руки крайних элементов» . Алексеев умолял Государя «поставить во главе России лицо, которому бы верила Россия, и поручить ему образовать кабинет»[159]. Очевидно, что Алексеев, как и Рузский, действовал по сценарию Родзянко. После согласия генералов Алексеева и Рузского гарантировать задержку Государя в Пскове у Родзянко отпала необходимость ехать в Дно, а у Исполкома отбивать Царский поезд. Во второй половине дня 1 марта А.А. Бубликов сообщил Ю.В. Ломоносову, что «Родзянко не может сейчас уехать. Мы получили ответ от генерала Рузского из Пскова. Армия с нами»[160] .

Сведения, что Император Николай II был лишён свободы на станции Дно, находят подтверждения в высказываниях и воспоминаниях участников тех событий. С.П. Белецкий в телефонном разговоре с генералом А.И. Спиридовичем 1 марта «тоном убитого, совершенно расстроенного человека», сообщил: «Бедный Государь. Отречение уже только дело времени. Поезд Государя уже задержан»[161]. Княгиня О.В. Палей писала 1 марта: «Государь не приехал! На полпути из Могилёва в Царское революционеры во главе с Бубликовым остановили царский поезд и направили его в Псков»[162] . В.В. Шульгин уже после событий рассказывал, что «опасался, что Государь может быть убит. И ехал на станцию Дно с целью “создать щит”, чтобы убийства не произошло» [163].

Но самым выразительным доказательством является распоряжение М.В. Родзянко, данное им Ю.В. Ломоносову после своего отказа ехать на станцию Дно: «Императорский поезд назначьте, и пусть он идёт со всеми формальностями, присвоенными Императорским поездам»[164] . Если Родзянко давал разрешение на отправление литерного поезда, да ещё указывал на соблюдение необходимых формальностей, значит, именно от него зависело, двинется царский поезд дальше или нет.

Между тем на сторону мятежников стали переходить представители Династии. 1 марта в Таврический дворец прибыл Великий Князь Кирилл Владимирович в сопровождении роты Гвардейского Экипажа и заявил М.В. Родзянко, что предоставляет себя и вверенный ему Экипаж в распоряжение Государственной думы. Генерал В.А. Половцов отмечал, что « появление Великого Князя под красным флагом в Государственной Думе было понято как отказ Императорской Фамилии от борьбы за свои прерогативы и как признание факта революции»[165].

Императорский поезд прибыл в Псков гораздо позже, чем его там ожидали: 19 ч. 30 м. вместо 16–17 ч. Единственным объяснением столь долгой задержки могли быть события на станциях Бологое и Дно. Сохранилась запись странных переговоров, которые вели неустановленные лица Ставки со штабом Северного фронта. Один из офицеров запросил штаб Северного фронта, когда там собираются отправить литерные поезда на Псков. Ответ: «Распоряжение с поезда последовало задержать его. До какого времени, неизвестно ». Этот разговор является очередным подтверждением того, что движение Императорскими поездами осуществлялось уже не Государем, а некими посторонними лицами.

По воспоминаниям А.А. Мордвинова, платформа псковского вокзала «была почти не освещена и совершенно пустынна. Ни военного, ни гражданского начальства, всегда задолго и в большом числе собиравшегося для встречи Государя, на ней не было»[166] . Начальник штаба Северного фронта генерал Ю.Н. Данилов отмечал, что «ко времени подхода Царского поезда вокзал был оцеплен, и в его помещения никого не пускали. На платформе было поэтому безлюдно. Почётный караул выставлен не был»[167] . Представитель Всероссийского земского союза князь С.Е. Трубецкой, который поздно вечером 1 марта прибыл на псковский вокзал для встречи с Государем, отмечал, что «вокзал был как-то особенно мрачен. Полиция и часовые фильтровали публику. Полиции было очень мало… “Где поезд Государя Императора?” – решительно спросил я какого-то дежурного офицера, который указал мне путь, но предупредил, что для того чтобы проникнуть в самый поезд, требуется особое разрешение. Я пошел к поезду. Стоянка царского поезда на занесенных снегом неприглядных запасных путях производила гнетущее впечатление. Не знаю почему – этот охраняемый часовыми поезд казался не царской резиденцией с выставленным караулом, а наводил неясную мысль об аресте»[168] . Об этом же свидетельствует поведение губернатора Пскова Б.Д. Кошкарова, отказавшегося вечером 1 марта идти встречать Государя[169].

После того как поезд Государя поставили на запасной путь, к нему неспешно направился главнокомандующий армиями Северного фронта (главкосев) генерал Н.В. Рузский в сопровождении начальника штаба фронта генерала Ю.Н. Данилова[170]. Согласно общепринятому мнению, Император Николай II в период с вечера 1 марта до ночи 3 марта трижды соглашался на подписание трёх разных манифестов: даровании Ответственного министерства, отречении в пользу Наследника Цесаревича Алексея Николаевича и отречении в пользу Великого Князя Михаила Александровича. Говоря об этом, следует помнить, что Государь был твёрдым противником каких-либо политических преобразований до окончания войны. Это твёрдое убеждение он высказывал и накануне отъезда из Могилёва в Царское Село. Тем более никто никогда не слышал от Государя даже гипотетических рассуждений о возможности оставления престола. Поэтому та лёгкость и быстрота, с которыми Царь вдруг «согласился» на столь судьбоносные решения, не могут не вызывать недоумение. Нельзя не отметить, что все документы, связанные с так называемым «отречением», не носят никаких признаков ознакомления с ними Императора Николая II. Телеграммы и ленты переговоров по прямому проводу имеют комментарии, резолюции, пометы генералов М.В. Алексеева, Н.В. Рузского, A.C. Лукомского, Ю.Н. Данилова, даже офицеров и служащих Ставки и фронтов, но нет ни одной пометы, ни одного автографа Государя! Исключение составляет только так называемый «манифест» об отречении, который якобы был Им подписан.