Владимир Быков - Заметки конструктора

Главное назначение его – удовлетворить потребителя не внешней характеристикой, собственной статью, красотой, малым весом или низкой ценой, а теми свойствами, которые определяют, что и с какими затратами будет делаться на нем. Здесь возможность экономии каких-нибудь рублей на каждой тонне или метре проката, помноженных на миллионы тонн и сотни километров, оборачивается суммами, далеко превосходящими затраты на повышение незаметных при первом взгляде внутренних качеств стана.

Прокатные станы сугубо индивидуальные изделия. Они делаются единицами. Их машины не имеют ни головных образцов, ни опытных партий и призваны проявить всё придуманное в них с первого предъявления. В этом главная особенность работы по их созданию, а затем по монтажу, пуску и освоению.

Стана до его сборки на заводе и монтаже на рабочей площадке никто не видел и представления о нем были чисто бумажные. Возможности сборочных цехов ограничены и собрать в них удается лишь отдельные машины, да и то не полностью. Об испытаниях, хотя бы как-то приближенных к будущим проектным режимам, вообще говорить не приходится. На заводе узлы собираются на уровне пола цеха и часть из них приходится поднимать высоко вверх на подставках и промбалках. Тем самым они как бы увеличиваются в своих размерах. На монтаже же, после установки на фундамент, большей частью уходят под землю и потому теряют заводскую монументальность. Другие, наоборот. Рядовые по размерам на сборке, будучи смонтированными под крышей цеха на эстакадах, которые на заводе вовсе не собирались, превращаются в грандиозные сооружения. Поэтому свой реальный, а не воображаемый облик, объект начинает обретать только на монтаже и в отдельных частях, которые превратятся в нечто целое лишь непосредственно перед пуском.

Отсюда наиважнейшая задача конструкторов заключается в том, чтобы на основе разрозненных впечатлений по результатам сборки, монтажа и первых этапов опробования механизмов обнаружить возможные неувязки, ошибки и недоработки и как можно быстрее их устранить. Обычно такая работа выливалась в срочную разработку и изготовление дополнительных узлов, которые втискивались в программу завода, нарушали его нормальный ритм и доставляли неудовольствия производственникам. Тем не менее подобные мероприятия всегда встречались с полным пониманием руководством завода и никогда не сопровождались обвинениями в наш адрес. Даже тогда, когда мы, используя ажиотажную предпусковую обстановку, старались протащить что-нибудь впрок не из-за ошибок, а в порядке будущего улучшения характеристики объекта.

Конечно, не все удавалось схватить и что-то обнаруживалось при пуске. Особенные же беспокойства вызывались теми машинами и узлами, причем, как правило, наиболее сложными, что поставлялись прямо с колес, да еще в последние дни, когда сделать и подправить что-либо не было никакой возможности. Выкручивались однако, что-то придумывали, и не помню, по крайней мере, из мне известного, чтобы стан при пуске останавливался по нашей вине полностью и стоял в ожидании замены определяющих его работу узлов.

КОЛЛЕГИ

Не меньшее значение имело установление нормальных деловых контактов с заказчиком и его многочисленными контрагентами: проектантами, строителями, монтажниками. Этим скопищем «зловреднейших» людей, которые, работая в напряженных условиях стройки, за словом в карман не лезут и любую оплошность соседа доводят мгновенно до большого шума.

Обычно на монтаж нами направлялся опытный товарищ, проверенный в деле и способный к блокированию скандальных вопросов или хотя бы к выводу их на допустимый уровень. Жизнь шла, опытные товарищи уходили и возникала необходимость в командировании молодых специалистов. Так случилось и здесь. На головной объект балочного комплекса – блюминг 1500, который пускался в Нижнем Тагиле за несколько лет до описываемых событий, я уговорил начальство послать Ю. Стрижова, мотивируя просьбу близостью объекта и возможностью помочь ему в любой момент.

Опасения оказались напрасными. Стрижов не только выполнил задание, но, кажется, меньше, чем кто-либо до него, беспокоил нас просьбами и звонками. Мало поступило и жалоб.

На монтаж балочного Стрижов был направлен в качестве главного координатора с полной уверенностью. Он обладал удивительной коммуникабельностью и чем больше коллектив людей, с которым предстояло работать, чем менее он ему знаком, тем впечатлительнее он в него входил, обращая в свою веру и заставляя всех легко и просто без усилий делать то, что нужно, с уважением к себе и представляемой им фирме.

Сообщают раз из Москвы (она хотя и не руководила, но сигналы принимала и реагировала на них исправно):

– Что это у вас всё остановилось, сплошной заводской брак?

Звоню Юрию Александровичу, а он мне спокойно, нравоучительно: – А разве я о чем-нибудь просил? – Нет. – Значит и никакого вопроса нет.

От такой самоуверенности я опешил, промычал что-то и повесил трубку. Убежден, Стрижов меня разыграл. Он знал о сигнале в Москву. Знал, что будет вопрос. И, воспользовавшись случаем, красиво напомнил, что без него там на месте ничего не делается и делаться не должно.

Наблюдал я за Стрижовым в разных ситуациях и всегда удивлялся его способности использовать момент и обратить его в свою пользу. Он хорошо усвоил известное правило: признавать ошибки, собственные из них не преуменьшать, а чужие не преувеличивать. Не гнушался лишний раз произнести ничего не стоящие, но могущественные слова «Пожалуйста» и «Спасибо». Знал еще что-то подкупающее людей, вроде Краузинского: «Голова…».

Монтаж двух объектов Стрижов провел отлично, преподав образец подобного рода дел. Кто же его похвалил? А никто. Так между собой отметили. А вот, чтобы принародно – нет. Давно уже отвыкли от добрых слов. И не только потому, что забыли практическую их полезность. Как же можно выделить Петрова не обидев Иванова, когда столько лет талдычили о стандарте, равенстве, равных способностях и равных возможностях. Хотя прекрасно видели и знали, что Петровы и пахать, и мешки таскать, и на сенокос, и на уборку, и чертежи пластать. Ивановы же, всё в большем и большем количестве – ни того и ни другого, вечно больные, с какими-то справками, не позволяющими, не разрешающими. Придешь к такому больному в сад – пашет он там не хуже Петрова. Неудовольствия же всего – на десятку меньше. Вот и сейчас по прошествии нескольких лет и зарплата отпущена и лозунги соответствующие произнесены. Нет, где было поровну – снова всем поровну, всем на 40% больше, хотя надо бы с разницей в 2 – 3 раза, чтобы не сидели, не болели, а шевелились не только на огороде или в спекулятивной палатке, а и на полезной для общества службе.