Владимир Узник - УЛИЧНЫЙ КОЛОСОК

А красная пропаганда взялась ошпаривать молодёжь безбожием и комсомолом, основным «кайфом» которого были: табак, самогон и тёплые комсомолки.

Пришло время, когда опустел и новочеркутинский Храм. Хозяином в нём оставался сидящий Христос в каменном изваянии.

Как-то от безделья зашла в притвор перегарно-никотиновая «ячейка». Шум и вонь поползли от комсомола по намоленным стенам, иконостасу, росписям. Атеистическому кощунству не было удержу. Один из «членов» за руку «поздоровался» со статуей, другой одел провонявший картуз ей на голову, третий сунул свой слюнявый окурок в лицо.

Вскоре, если не тут же, каждого настигла кара.

Тело одного из них покрылось чирьями, почернело, а затем догнивало в великих муках.

Следующий непонятно утонул в Плавице.

Последний вообще пропал без вести.

Новочеркутинцы своей грамотностью, обстоятельностью, предприимчивостью резко отличались даже от жителей соседних деревень. Культура землепользования, доставшаяся от барина Охотникова, сохранялась у них и в тяжелые времена жидовско-советской оккупации.

Если в окружающих сёлах на частных наделах земли отсутствовали фруктовые сады, а кроме картошки, проса и ячменя ничего не высевали, то в Новочеркутино сортовые яблони, груши, сливы, культурные кустарники смородины и крыжовника были не тронуты, вопреки налоговому топору, а на подворье, помимо картошки, выращивали вкуснейшие сорта овощных и бахчевых культур. Вообще, по своей плодородности и неистощимости местные чернозёмы превосходны.

Нельзя не отметить особенности бытового общепользования сто лет назад. Полное отсутствие общественных колодцев и бань. Колодцев даже во дворах было мало по причине отвратительного вкуса и неприятного запаха добываемой в них воды. Жили речной плавицкой водой, которую в вёдрах таскали от реки вверх по дворам. Кроме того, сырые берега Плавицы были богаты родниковыми фонтанами. Отдельные родники с огромной внутренней силой помимо воды гнали песок бордово-багряного цвета. Вкус этой воды неповторим, а чай, приготовленный из неё в медном чайнике, отличался тончайшим послевкусием.

Как оказался забытым банный вопрос по обоим берегам реки, я не знаю.

Бань не было ни общественных, ни семейных, ни личных.

Летом местный народ отмывала Плавица, а зимой ограничивались корытным омовением.

Разумеется, этого бывало недостаточно для гигиенических успехов. Борьба с гнидой и вошью велась «спустя рукава», одним только частым деревянным гребешком.

Если папа, Болотин Георгий Петрович, сумел и успел сравнительно подробно описать своих сродников, время, место и жизненную обстановку тех лет, то от мамы, Болотиной (Кузнецовой Валентины Ивановны в девичестве) подобных сведений оставлено крайне мало.

Её папа, мой дедушка – Иван Константинович, с распространенной фамилией Кузнецов, 1893 года рождения, а её мама, моя бабушка – Матрёна Ивановна Кузнецова (в девичестве Рулёва), 1895 года рождения.

Что осталось известным о Кузнецовых?

Папа Ивана Константиновича – Константин Ефимович Кузнецов, мой прадед, крепостным не был. В молодости бедствовал, по найму работал у барина Охотникова.

Роскошный барский сад цел и плодоносит до сих пор на другом берегу реки Плавица, напротив села Пушкино.

Но молодой прадед работал не на земле и не в саду. Он был в большом доверии у барина и состоял при нём в ключниках. Многие годы служил верою и правдою и завоевал хозяйское расположение. Был грамотен и начитан, обладал каллиграфическим почерком. По случаю женитьбы своего ключаря барин Охотников для постройки дома и хозяйственных сооружений выделил ему в избытке номерного смирновского кирпича. Своё имение прадед, Кузнецов Константин Ефимович, выстроил прямо рядом с Храмом, где впоследствии служил казначеем.

Дом, вероятно, стоял бы до сих пор, но жидовский взрыв Храма, видимо, был невероятной силы, и прилегающие дома были снесены. Место постигло запустение, и в дальнейшем там образовался глубокий овраг.

Женат прадед был на некрасивой, но богатой девушке Евдокии. Детей было много, обучены грамоте, знали ноты, пели на клиросе в Храме. Умер ослепшим 76 лет от болезни желудка.

Помимо моего деда Ивана Константиновича, оперного тенора впоследствии, были ещё сыновья: Андрей, Роман и Михаил; дочери Анна и Мария. О дочерях мне ничего неизвестно.

Д. Андрей служил в казаках в Ростове. После гражданской войны оставался там и жил крепко. После расказачивания и раскулачивания подался в Москву «на заработки». В дальнейшем вынужден был осесть на родине и вступить в колхоз. Как-то, на уборке ржи, в обед, лёг отдохнуть под телегу, простыл, заболел жесточайшим воспалением лёгких и вскорости умер.

Д. Роман – работал каменщиком, пел в храме.

Д. Михаил при всей семейной набожности оказался в большевиках партийным. Служил моряком на Дальнем Востоке. Вернулся в Тамбов, получил высшее образование, женился, родилось двое сыновей: Владимир и Александр. Затем был направлен перед войной в Воронеж, где занимал пост одного из секретарей обкома партии. Перед сдачей Воронежа немцам был эвакуирован в Куйбышев (ранее и ныне – Самара), где впоследствии ослеп и умер.

Надо сказать, что ранняя слепота – присущая наследственность рода Кузнецовых.

Со стороны бабушки Кузнецовой (урождённой Рулёвой) Матрёны Ивановны сведений ещё меньше.

Бабушкиного отца, моего прадеда, звали Иваном, мать (мою прабабушку) – Натальей. Оба умерли рано. Были красивые, жили в достатке.

Прадед владел мельницей, служил в Борисоглебском Императорском Банке. У них было много детей. Семейное благосостояние было таково, что прадед Иван глубокой ночью подымал семью и усаживал за стол, чтобы покушали. Не дай Бог, чтобы кто из детей голодным ложился спать.

Невольно с содроганием вспоминаю своё детство с нуждой и проголодью «развитого сталинизма».

Помимо моей бабушки, Матрёны Ивановны, росли сыновья: Илья, Василий, Владимир; дочери – Ольга, Елена, Анна, Мария (умерла в девичестве).

Из них я видел только двоюродную бабушку Ольгу (все звали «тётка Оля») и двоюродную бабушку Елену («тёть Лёна»).

Скудные сведения о брате их Владимире ограничиваются только тем, что он участвовал в Первой Мировой войне, попал в плен к немцам и умер в германских бараках.

Другой брат Василий служил урядником. По окончании службы женился и крепко занимался хлебным промыслом: выпекал очень вкусные хлебобулочные изделия всевозможных видов. Особенным спросом пользовались душистые ржаные хлебы и пшеничные плюшки. Необыкновенный вкус складывался от высококачественного местного природного зерна, от особых кирпичных печей и сжигаемых кизяков с соломой. В современном хлебопроизводстве всё, конечно, утрачено. Помимо изготовления, бабушкин брат сам и развозил хлеб, сам же и торговал им.