Мария Романушко - Чаепитие на берегу Босфора. Повесть-путешествие во времени и в пространстве

Да, в игольное ушко пройти не так-то легко!..

От того, что здесь много солнца и много воды, и солнце отражается во всех водах, – у воздуха необыкновенное свечение…

Антон сказал, что сегодня – дымка, и от этого плохо виден ближний мост через Босфор. И совсем не виден дальний. Но для меня эта дымка была спасительна. Она была промежуточным состоянием между сном и явью. Она смягчала красоту окружающего мира и не давала меня оглушить и ослепить.

Мы поднялись на открытую веранду, сели за деревянный, низенький, некрашеный квадратный столик, на такие же низенькие табуреточки, и стали смотреть на сияющий, светящийся Босфор… с пенящимися хвостами катеров, снующих туда-сюда: с европейской стороны – в азиатскую, с азиатской – в европейскую…

А слева и справа, на нежно-округлых холмах, сияет красными черепичными крышами Константинополь – царский город, бывший когда-то самым большим городом мира… Да и сейчас остаётся одним из самых больших: пятнадцать миллионов в нём. И мы – две песчинки…

– Я думала: Стамбул – резкий и жёсткий, и в линиях, и в красках. А он оказался нежный, воздушный, акварельный – совершенно волшебный… Жаль, что я не умею рисовать. Этот город создан для импрессионистов! Город, красоту которого могут оценить и передать только художники. И поэты. Странно: почему все художественные натуры мечтают побывать в Париже – и мало кто мечтает о Стамбуле?

– А здесь живопись не популярна. В мусульманском мире вообще живопись не культивируется.

– Жаль… Такой пленер пропадает зря!

Нежность красок, мягкость оттенков… Но главное в Стамбуле – это освещение! Непередаваемое никакими словами сияние воздуха…

И тут возник официант. Положил перед нами меню.

– А без этого никак? – спросила я.

– Но это же чаёвница, – сказал Антон. – И потом: ты же не пила сегодня чая. Отказалась дома от зелёного. Хотела ведь чёрного чая?

– Хотела.

И он заказал мой любимый чёрный чай. Официант тут же принёс два медных чайничка – друг на друге: верхний (маленький) с заваркой, нижний (побольше) с кипятком. И – на крошечных блюдцах – две рюмочки. Да, в Турции пьют чай из маленьких стеклянных рюмочек, которые в своей середине утоньшаются. Кажется, что у рюмочек – талия. Называются эти рюмочки с талией – смешно для наших ушей: бардак . Пьют в Турции чай, не торопясь, рюмочку за рюмочкой, помешивая микроскопические кусочки сахара маленькими, какими-то игрушечными ложечками.

* * *

Мы пили чай долго-долго, и любовались Босфором… И говорили обо всём на свете… И я никак не могла поверить, что всё это – правда. А не сон. Сияющий Босфор… А рядом – любимый сын. И прекрасный город на нежных холмах…

– Антоша, мне кажется, что я вернулась домой… На свою прародину… я была здесь уже когда-то… Я УЗНАЮ ЭТИ МЕСТА…

– Я рад за тебя. А в Душанбе тоже раньше жила?

– И в Душанбе! То, что я пережила в Душанбе и на Памире – это вообще что-то космическое. Да, я жила в тех местах в какой-то предыдущей жизни. Я ещё напишу об этом…

Антон улыбнулся. Он, конечно, доверяет моим словам и моим переживаниям. Ведь я – его мать, как он может не доверять мне? Но говорит, что сам не верит в перевоплощения.

– А когда ты был маленький, верил, – говорю я. – И мне рассказывал об этом…

– Ну, когда был маленький… – усмехнулся он.

– Антоша, у тебя борода ещё больше поседела…

– Не больше. Просто я давно не подстригал её – и поэтому кажется, что больше…

Я смотрю на моего сына, такого взрослого и сильного, уверенного в себе и самодостаточного… Мужчина, который прошёл по дорогам трёх континентов, по дорогам семидесяти стран!.. Вот, уже седые волосы серебрятся в копне тёмно-каштановых волосах… и борода – как у аксакала! Но зелёные глаза, когда он смотрит на меня, – такие же тёплые и ласковые, как прежде, как всегда… Мой мальчик. Я хотела бы пройти с тобой ещё раз – всю нашу жизнь, каждый день которой – для меня драгоценен…

– Антоша, а я верю в то, что жила много раз. И буду жить ещё много раз. Я это очень остро чувствую. Вот скажи: Бог может всё?

– Бог может всё.

– Так неужели Ему так уж трудно дать мне возможность прожить много жизней? Чтобы сделать, осуществить всё, что мне поручено.

– Так ты постарайся за одну жизнь управиться, – сказал Антон.

– Нет, за одну не управиться никак… Кое-что я вынуждена оставить на будущие жизни.

– Например, что?

– Я хотела бы танцевать фламенко.

– Хм, фламенко?..

– А ещё я хотела бы усыновить много детей… Ну, как это всё можно вместить в одну – сегодняшнюю – жизнь?

– Ну, в качестве исключения, наверное, Бог даст тебе ещё жизни… – тепло улыбнулся сын.

Мы пили чай на берегу Босфорского пролива, и я рассказывала Антону про Енгибаровский вечер, который прошёл 15 марта. Хотя я уже писала ему об этом вечере, но рассказывать вживую и видеть живую реакцию – это совсем другое. Ксюша читала стихи и новеллы из своей, только что вышедшей книги «Круглая многогрань». Эти стихи и новеллы были прекрасными подводками к номерам других артистов. Приехали молодые мимы из Питера. Маша Царёва показала свой спектакль, посвящённый Енгибарову. В общем, было здорово! А скоро состоится Каптеревский вечер! Я уже его подготовила. Осталось только Гавру и Ирочке Ходатай обзвонить две сотни людей – пригласить их на вечер: и тех, кто знал Каптеревых, и тех, кому только предстоит их узнать…

Антоша слушал очень внимательно. И обещал сделать объявление о Каптеревском вечере в своём Живом Журнале.

– Конечно, я не могу писать о том, что я их знал.

– Но ты же знал!

– Я слишком мал был тогда… так что писать об этом не буду. Но объявление сделаю. И «В Контакте» разошлю всем приглашения.

– Отлично!

* * *

А ещё я засыпала Антона вопросами про Стамбул, мне всё интересно, а я так мало знаю! Мне многое непонятно, я хочу во всём разобраться. Почему повсюду красные флаги, как у нас при советской власти? Разве Турция – не мусульманская страна?

И тут запел муэдзин… один, другой, третий… Молитва разнеслась над вечным городом… Вот это то, чего мне не хватало в Душанбе – пения муэдзинов…

Так разве Турция – не мусульманская страна? нет? светская? Тогда почему поют муэдзины? А, всё-таки и мусульманская тоже? Антон сказал: революционер Ататюрк объявил когда-то Турцию светской страной, мечтая влиться в европейское сообщество. Но – народ не смог отказаться от мусульманских нравственных ценностей. Тогда, спрашиваю я, если Турция всё-таки мусульманская страна, и если поют муэдзины, то почему Святая София – музей? Потому что закрыть её, как мечеть, успели, а открыть – ещё нет. Но, может быть, это произойдёт в скором времени… А почему Стамбул по-турецки Истанбул?

На многие мои вопросы Антон отвечал, а на последний не смог.