Лидия Каб - Понедельник. Литературный альманах. 9-й выпуск

Пойдем, поэт,

взорим,

вспоём

у мира в сером хламе.

В Маяковский

Встреча с тобою была, как взрыв

Атомно-водородной бомбы.

Стихи читала наотмашь, навзрыд,

Круша в глухих душах тромбы!!!

Слог твой – как ветер свежий в лицо,

Хлёсток молнией яркой,

Лезвие бритвы, молот с серпом,

Дух пе́чи доменной жаркой!!!

Ты с Солнцем пошёл взорить, воспеть,

У мира в сером хламе.

В трио возьмите меня к себе —

Я буду петь вместе с вами.

Петь буду смело горнилом вслед,

Мясом к гарниру из стали.

Благословляю бумажный ваш хлеб

За то, что выжить мне дали!

– Бог, не суди! – Ты не был

Женщиной на земле!

М. Цветаева

Краснощёкие нектарины

подавали сегодня к столу.

День последний усопшей Марины

загорался в музейном углу,

В заточении за занавеской

поднимался в предутренней мгле,

на стене угасающей фреской

под гвоздём в сердобольной петле.

Может, фартук тому был причиной

и пустой его вечно карман,

что записку друзьям и ключи на

скатерть брошены, как в океан?!

Может, сил больше не было верить?

Только нет в этом Божьей вины —

кто не знал скотской жизни потери, —

не был женщиной этой страны!

Здесь в музее сверкают витрины,

отражая оставленный след

в этом доме душою Марины,

но в котором её больше нет.

Я вернулся в мир казнить

Всех, кто был фальшивой масти!

Л. Губанов

Возвращаясь домой, потрясеньем гордясь,

Мне кричать всем хотелось от счастья:

Там играл пианист – страсть по струнам лилась

От натянутых жил до запястья!

Звук – по локоть, плечо, предо мной, надо мной,

На себя будто бы нанизала, —

Виртуоза игра иерихонской трубой

Разрушала апатию зала!

Тишины монолит, как Берлинской стены

Всей торос из железобетона,

Раскололся под властью витальной волны

Торжества совершенного тона!

Возвратившись домой, позабыв обо всём,

Диск крутила – в тоске – граммофонный.

Там играл пианист, – рассказать бы о нём,

Да молчал аппарат телефонный…

В октябре этого года исполнилось двадцать лет со дня смерти Ильи Бокштейна. Поэт ушёл из земной жизни, но по-прежнему с нами в более тонком литературном пространстве, а его уникальные произведения изящно вплетаются в общее волшебное кружево современной израильской поэзии на русском языке. Издатели и читатели альманаха «Понедельник» выражают искреннюю благодарность родственникам Поэта: внучатому племяннику Илье Бокштейну и его маме Юлии Бокштейн за предоставленные материалы.

Здесь кроме тишины кого-то нет,

Кого-то нет, застыло удивленье.

Струится дождь, как с листьев тонкий свет,

Намокший лист – зеленое затменье.

Намокший лист – намек освобожденья,

Разрыв, теперь мы людям не чета,

Теперь мы чуть от ветра отклоненье,

Хоть ветра нет, есть чистота листа.

Здесь кроме тишины поэта нет,

Последних листьев наводненье,

Проходит дождь, как с ветки тонкий свет,

Как таинство его освобожденья.

Он понял: здесь не нужен парабеллум,

Ни мрака на душе, ни вспышки гнева,

И счастье здесь не стоит птичьего хвоста.

Здесь ничего не нужно, —

В такт тишине растаять.

Мокнет красота. И капли тяжелы,

Как свежесть чутко белая;

И капли тяжелы, как свежесть – Шутка белая,

Не помню: осень ли,

Весна с дождя слетела

Запомнить след летящего листа.

* * *

Под беретом березо-узорчатых труб

Стрелки клена с коронами сосен обвенчаны

И сосульками красок обвешаны,

И по-детски весенне расцвечены

Отпечатком влюбленно рассеянных губ,

Что осеннему ветру, как речи, завещаны.

Международному литературному альманаху «Понедельник» исполнилось три года. Скоро выйдет в свет «Понедельник 10». Самое время спросить: кому это надо и надолго ли хватит энергии и дарования? Случайно ли соприкосновение израильских репатриантов, пишущих по-русски, или причиной является неизлечимая мания созидания главного редактора альманаха Натальи Терликовой?

Возможно, что русские люди в целом и многочисленные евреи, пишущие по-русски в частности, стремятся к централизации, необходимости вместе высказаться на новой родине в условиях, которые Иосиф Бродский определил как «психологическую Сахару, которая начинается прямо в вашей спальне и теснит горизонт».

Быть русским эмигрантом, точнее репатриантом, в еврейском государстве, где коренное население имеет собственное мнение по любой проблеме, жить в условиях ракетных обстрелов и жарких политических интриг – совсем непросто для постсоветского гражданина, привыкшего к подавляющему аппарату государственной машины, серости и тотальному «единодушию патриотических мнений». Заурядному репатрианту в Израиле помечтать бы о покое, о тенистом тихом уголке на измученной зноем и войной земле. Но в Израиле все попытки найти покой или воскресить недавнее российское прошлое похожи на безнадёжные усилия младенца, пытающегося схватить прыгающий мячик, который постоянно выскальзывает из протянутых рук.