Александр Шестун - Непокорный арестант: от «Кащенко» до «Бутырки». Часть 2

Первый стройотряд, куда я поехал перед вторым курсом института, вернувшись из армии, назывался «Славяне». Командиром у нас был Юра Кривонос – брянский парень, немного увалень, добрейшая душа и мягкий человек. Денег мы получили немного, поэтому решили всем отрядом остаться на шабашку. Меня единогласно избрали бригадиром. Заработали прилично. После этого больше я в стройотряд не ездил – стал бессменным бригадиром шабашников. Ещё зимой договаривался об объёмах с начальниками различных рангов и формировал бригаду. Попасть в неё стремились даже с других факультетов. Работали мы как проклятые. Но и получали немало.

На четвёртом курсе, оценив мои успехи на шабашках, ко мне обратились из комитета комсомола и предложили поработать главным инженером зонального штаба стройотрядов. Само по себе предложение меня мало интересовало – денег не заработаешь, а лето пройдёт. Но главным призом была поездка в капстрану – согласился.

Против ожидания работа оказалась очень интересной. Фактически в то лето я получил первый крупный управленческий опыт. До сих пор вспоминаю об этой работе с гордостью. Ещё до начала работ, как главный инженер, я должен был организовать всеобщий (для всех стройотрядов Костромы) субботник. Заработанные на субботнике деньги перечислялись в областной штаб.

Наступило лето. В день отъезда все костромские стройотряды с флагами и песнями огромной колонной отправились на вокзал. Погрузились в поезд – и на восток. В каждом вагоне гитары, смех, радостные молодые лица. Ехать двенадцать часов, и никто, естественно, не спит – у всех радостное возбуждение.

Штаб наш располагался в городе Шарья́. Отряды квартировались в основном по леспромхозам. Пришлось исколесить почти всю Костромскую область вдоль и поперёк. Дорог нормальных практически нет, кругом леса, болота. Во многие райцентры можно добраться только по воздуху или по воде. При этом путешествовать приходилось на «кукурузниках», и мой организм всегда бурно протестовал против такой болтанки. Расстояния огромные – через три области быстрее доберёшься, чем через одну Костромскую. Иногда на своих двоих отмахивал по тридцать километров. Армейские сапоги расшлёпал вдрызг. Но нравилось!

Что эта работа значила для меня? Ну, во-первых, это было жизненно необходимо. Ведь пока я не стал зарабатывать, меня содержала мать. Раз в месяц она присылала пятьдесят рублей, да сорок шесть стипендия. Всего девяносто шесть. Можно было, конечно, жить месяцами на консервированных супах и макаронах. Многие так и делали. Меня это не устраивало.

Во-вторых, заработки давали мне возможность посмотреть мир.

А в-третьих, мне хотелось хорошо одеваться. И как только появилась возможность, я стал тратить на одежду большие суммы. Приезжаю как-то к родственникам в деревню в новой кожаной куртке, а мой дядька спрашивает:

– Почём купил-то?

– Девятьсот рублей.

– Да ты что! Я корову вон за пятьсот купил.

Глаза у него при этом становятся совершенно круглыми.

– Ну и что? – пожимаю плечами. – Ты корову, я куртку.

Дядька начинает горячиться, он никак не может понять таких неразумных трат:

– Ну как это «что»?! Ты только сравни: корова и куртка…

Как я уже говорил, попасть в мою бригаду считалось большим везением, ведь зарабатывали мы за лето весьма основательно. Соответственно, и к подбору кадров я относился серьёзно, брал к себе только крепких парней. Преимущественно с Кавказа. Беслан – темпераментный кабардинец, мастер спорта по футболу, Гурам – уроженец Грузии, мастер спорта по боксу, а также дагестанцы, азербайджанцы, крымские татары, турки и т. д. Палад, азербайджанец, мастером спорта не был, но силой обладал бо́льшей, чем все мастера спорта, вместе взятые.

Где бы мы ни работали, неизменно у кого-нибудь из местных возникало желание встать на наше место. Уж больно привлекательными казались наши заработки. Помню такой случай.

Ворочали мы шпалы на железной дороге. В день получали по сто тридцать рублей каждый. Невероятно много по тем временам. У местных глаза разгорелись, и устроили они начальнику дистанции пути форменный скандал. Дескать, и мы так работать можем – только плати. Начальник ко мне относился с большим уважением, но всё же работу на нашей ветке отдал своим. Нужно же было как-то погасить скандал. Я немного расстроился, но в целом в затею не очень верил. Судите сами. Мы втроём меняли по сто шпал в день. В среднем. У нас была своя технология, и мы к этой работе приноровились. Ребята у меня в бригаде один крепче другого. И работали как проклятые. Как-то не верилось, что местные выдержат конкуренцию. Так оно и вышло.

В первый день (в субботу) скандалисты поменяли пятьдесят семь шпал. На одиннадцать человек… На второй день (в воскресенье) они до обеда поменяли ещё 21 шпалу и упали. А после обеда побросали ломы, кувалды и послали ко всем чертям работу, начальника и высокую зарплату. Нам, говорят, наше здоровье дороже обойдётся. Так что ветку в итоге мы доделывали. Между прочим, в первый понедельник после «эксперимента» больше половины местных «шабашников» не вышли даже на свою основную работу.

Мои кавказцы очень любили грибы. Но собирать не умели. Дома у них почему-то такая пища не в почёте. Как пойдут в лес (а чащобы под Костромой глухие, огромные), так обязательно одних поганок принесут. Где вы, говорю, их находите-то? Мне и смешно было, и удивительно. Сам я за полчаса по ведру в лагерь приносил.

И вот как подходит моя очередь кашеварить, кавказцы уже заранее слюну пускают. А я наберу грибов несколько ведёр – и в казанок. Действительно, вкусно получалось. Аппетит у нас там был зверский. Никогда больше я столько не ел, как на этих шабашках. Ведь вот кажется, ни кусочка в себя пропихнуть не сможешь, назад вывалится… Живот раздут, как у волка в мультфильме «Жил-был пёс». А всё ещё голоден. Видно, столько мы энергии на работу тратили, что никакой порцией наесться не могли.

* * *

На первой шабашке в бригаде у меня были только, так сказать, славяне. Белорус Тарасевич, афганец Толик Наумов из Буденновска, мой одногруппник, Миша Павлов, мой одноклассник, и я. Работали в лесной глухомани Кологривского района. Жили в 24 километрах от леспромхоза в кособокой бревенчатой избушке. Смена времени суток для нашей работы значения не имела. Вкалывали и днём, и ночью. А отдых целиком зависел от железнодорожного расписания. Есть по графику поезд – спим. Нет поезда – работаем. В результате получалось что-то около трёх часов сна ночью и несколько часов днём.

Ежедневно мимо нашего домика маневровый тепловозик доставлял на работу девчат из стройотряда «Славяне». Мы для девочек представляли большой интерес. Ну, прежде всего, не нужно забывать, что «Славяне» – стройотряд текстильного факультета, т. е. состав по большей части женский. Наша дружная четвёрка не могла не привлечь их внимания. Другой немаловажный фактор – наша «избушка на курьих ножках». Только представьте: глухой лес, полуобгоревший вросший в землю сруб, и мы – четверо небритых «аборигенов»… Невероятная романтика.