Иванн Черняев - Круги по воде. Записки провинциала

Как известно, дыры в стенах заделать легче, чем в душах. Для восстановления душевного мира, покоя, равновесия и столь необходимой уверенности в завтрашнем дне необходимо очень многое, чего литература дать не в состоянии. Но она может поделиться честным и доброжелательным взглядом на окружающий мир, доверительным, правдивым рассказом, искренними воспоминаниями о прошлом и ожиданиями будущего, без фальши и лицемерия. А это уже немало. И всё это есть в книге «Круге по воде», в которой отражение жизненных кругов проходит сквозь время, судьбы и события.

Владимир СПЕКТОР

http://news.ap-pa.ru/news/i5467-vladimir-spektor-vzglyad-iznutri-o-knige-i-chernyaeva.html

Мне кажется, практически любой человек, увлекающийся словотворчеством, по существу, явно или подсознательно должен тянуться к себе подобным.

***

Моё желание влиться в литературное сообщество было неразумно-бездейственным. Начав писать стихи в 1993—1994 годах, я, чувствуя себя почти состоявшимся «поэтом» (что неудивительно в семнадцать-восемнадцать лет), понимал, что для пишущего человека общение с «братьями по разуму» необходимо для саморазвития. И, тем не менее, набраться смелости и пойти в литературное объединение ни моральных сил, ни духу не хватало. Практически никаких действий для того, чтобы прийти и сказать: «Ну, здравствуйте, это я!», мною предприняты не были, моя интеграция в литературное движение растянулась на долгие годы.

Тем не менее, когда в 1996 году в Горловке к 5-летию независимости Украины объявили литературный конкурс, я отправил свои работы. Правда, под глупым псевдонимом «Аль-Хазред» (кто читал произведения Говарда Лавкрафта, может понять корни этого «ника», и догадаться о тематике моих «шедевров»). Этот конкурс мне показал, насколько я жидковат в плане публичности. Когда подводились итоги конкурса во Дворец детско-юношеского творчества я поехал со своей сестрой Аней, и мы заняли места на галёрке, под балконом в тени. Мероприятие шло своим чередом, а меня охватил мандраж и второй раз в жизни – приступ пейрафобии, панической боязни сцены (первый приступ был мною пережит в 80-х, когда я учился ещё в 7 классе). И когда на сцену вышли Пётр Навроцкий и Николай Новиков и начали объявлять победителей литературного конкурса, у меня тряслись колени, я мысленно молился: «Господи, пусть это буду не я!». Но вот победители в поэтических номинациях объявлены, моё имя (псевдоним) не прозвучало, и я вздохнул с облегчением. К тому же авторы, выходившие на сцену за призами и дипломами, стихи не читали (а вот этого я и боялся больше всего). И когда начали объявлять победителей в номинации «проза», я уже пришёл в себя и даже запомнил молодого парня с длинным чёрным хвостом, который занял первое место с рассказом «Пилот». Хотя имя мы не расслышали, а потому с Аней между собой назвали его «неформалом» именно за эти длинные, как у металлиста, волосы. Спустя несколько лет я столкнулся с этим неформалом, который к тому времени уже был ведущим журналистом «Вечерней Горловки», это был Олег Пилипченко. Но тогда-то, после завершения награждения, я понял, что выход на сцену для меня – страшнее выброса метана в шахте.

Спустя год я познакомился со своею будущей женой Леной, и однажды мы с ней и Аней, гуляя по осеннему городу, мимоходом попали на концерт в Культурно-спортивном коммерческом центре «Стирол» (КСКЦ), где в малом зале проходило мероприятие в честь первой годовщины существования клуба авторской песни «Нейтральная полоса». Руководителем клуба был молодой мужчина Олег Князский – не просто автор-исполнитель, а идеолог и подвижник авторской песни. И вот там-то я уже по-настоящему столкнулся с городскими поэтами. Поздравить клуб пришли участники молодёжной студии «Пилигрим». Это были Андрей Икрин, Виктория Полякова и Ирина Груздева. Икрин, опрятно одетый молодой человек, но со слегка заметной вихрастой анархией на голове, читал свои стихи, как взаправдашний поэт, выплёскивая текст в зал резкими фразами с лёгким грассированием. Сперва прочитав цикл серьёзных стихов, Андрей Икрин начал читать неоднозначные тексты. После его стихотворения «Негр с козой», которое автор читал с нарочито-серьёзным видом, мы начали ржать, а потом была «Муха», трагическое в принципе произведение, но нас было уже не остановить, мы втроём давились от смеха. Потом стихи читала Виктория Полякова – тоненькая девушка со светлой причёской а-ля бобрик, тихая и спокойная. Стихи её были совсем другого уровня, очень хорошие и по-настоящему лиричные, но она смотрелась на фоне Икрина бледненько. Теперь-то я понимаю, что зная свой напор и драйв, Андрей Икрин обязан был первым предоставить слово девушкам, и тогда градация по нарастающей прошла бы зрелищней. После Виктории заметнее выступила Ирина Груздева, я помню, её светло-каштановые волосы были заколоты в короткий хвостик, она была вся какая-то светлая и лучистая, читала довольно громко и ясно, особенно запомнился её «Дверной звонок». А когда Ирина сбилась на очередном стихотворении, и так и не смогла продолжить, и в результате она прочитала что-то другое, меня снова охватил приступ пейрафобии, хотя на сцене был не я…

А спустя полгода, когда мы с Леной уже поженились, я уговорил моего приятеля Рому Гвоздкова представить меня горловской журналистке из «Вечерней Горловки», поэту Ирине Шевченко, которая, как позже оказалось, была его тёткой. Это был зимний вечер, когда снег лежал повсюду, и уже зажигались фонари. Мы пришли, когда редакция была уже опустевшей. Ирина Леонидовна встретила нас и благосклонно приняла из моих рук пяток стихотворений, отпечатанных на пишущей машинке. Первый вопрос, который мне задала Шевченко после ознакомления с моими опусами, был такой:

– Какое у вас образование?

– Неоконченное среднее, ой, вернее неполное.

– В том-то и дело, – сказала Ирина Леонидовна, – что неоконченное, это чувствуется по вашим стихам, по оборотам речи. Литератор должен быть образованным. Вы не думали о том, чтобы продолжить образование?

Далее, разложив мои стихи на столе, она стала указывать мне текстологические погрешности, сбои и нарушения правил речи. Оказывается, считая себя «поэтом», я не знал даже самых простых правил стихосложения, поэтических «азбучных» истин. И она начала рисовать передо мною ритмический рисунок на примере стихов Лермонтова, а потом продемонстрировала схему моих «стихов», ударный-безударный, ямб-хорей. Но потом вдруг, улыбнувшись, сказала:

– Тем не менее, поэзия здесь есть. Работайте. Если хотите, можете попробовать себя и в публицистике, напишите о том, что вас волнует, и приносите мне.