Игорь Свинаренко - УРАНЕSSАТЬ. Слоеный пирог российского общества

– Ну, у меня лично не совсем колоски… Мы в Ирбите Свердловской области ограбили пельменную. Прям днем. Буфетчица отошла, мы в кассу и залезли и взяли 1500 руб. Дали 3 года, это недавно было, я только что села. Если взять в расчет, что я судима третий раз – так срок нормальный. А раньше у меня было условно. За квартирные кражи. Отца нет, мама уехала в другой город, а мы с братом остались одни. Надо ж было как—то жить, вот и воровала.

А несправедливо тут то, что меня одну осудили. А подельница пошла свидетелем. На суде говорили, что это я ее приучила к наркотикам. Хотя я всего ничего кололась, а она аж два года, да к тому ж ей 20, а я—то несовершеннолетняя. Я только начинала ханку колоть. Как уколешься, такое чувство сразу убойное! Расслабляешься, состояние сонное, засыпаешь… Хотя водка, конечно, лучше.

Мой парень мне письма шлет, я семь месяцев с ним на воле жила. Пишет, что любит—скучает, – а что еще можно написать! Еще пишет – дура я, что пошла на дело, он бы дал денег, если б я попросила.

– А что, кстати, со школой у тебя? Ты, я так понимаю, не училась?

– Я восемь классов кончила и ушла.

– Не жалеешь, что бросила?

– Так я зато работала. На рынке торговала: фрукты—овощи.

Вика, 17:

– Я из Москвы. У меня 162—я, разбой, четыре года. Было мне 16 лет. И мы генерального директора ограбили, на проспекте Мира, у него там своя фирма.

– С пистолетом грабили?

Она хихикает:

– С клофелином. А подельнику дали 8 лет. Нам денег надо было сразу много – не скажу на что. А у гендиректора того денег все равно много. Взяли мы 22 миллиона рублей, до дефолта еще. Если честно, это мало. А с тем директором у нас были дружеские отношения.

– Просто дружеские, и все?

– Ну, да. Мой знакомый, мы с его подружкой квартиру вместе снимали, подкинул мысль. Я сначала пошла одна, влила ему в стакан ампулу клофелина, а после подельник пришел. Когда нас приняли (то есть задержала милиция, если кто не понял – прим. авт.), я полностью правду рассказала, не выкручивалась. А он, наоборот, хотел меня скинуть, затопить. Врал и все валил на меня. Говорил, что его там, в квартире, не было вообще, просто я его попросила вещи подвезти. Я первая давала показания, и не знала, что он так по—скотски поступит. Ему даже конвоир в сигаретке отказал, не дал, сказал: «Мне даже стремно, что ты малолетку топишь».

– Мужики что ж теперь, по—твоему, сволочи все?

– Не все, не все! А я ему еще 150—ю отбила – вовлечение малолетних. Сказала, что он не знал, сколько мне лет – хотя он, конечно, знал. Он сам путался в своем вранье, и судья злился: «Ты нас за дураков принимаешь!» А потерпевший так просил, чтоб мне условно дали. Если б подельник меня не топил, условно б и дали, тем более что я мамочка.

– Ты – мамочка?! – у этого ребенка, оказывается, есть ребенок! – Где ж он?

– Он с мамой, – слово «мама» она говорит с любовным придыханием. – Отец мальчика на воле. Пишет… Справедливый срок? Да я б за год все поняла, мне б хватило – во! А сейчас идет просто деградация. Ничего нового понять к тому, что уже поняла, я не могу.

КОРОЛЕВА КРАСОТЫ

Ирина – из Ижевска, ей 17. Вроде обычная воспитанница, как все. Но все ж не как все. Потому что она взрослая и красавица, она статная, с ней невозможно сразу разговаривать на «ты», как с зоновскими пигалицами. Понимаете, в чем смысл? Там почти все – малые и несмышленые, пусть даже порочные и развращенные, но все еще дети, с детскими же лицами, знаете, такие когда шалят, их бы в угол ставить. И когда тут видишь взрослую высокую девушку с серьезным лицом, так останавливаешься и смотришь, и удивляешься… Причем в этом случае – не только взрослости. Ирина – местная королева красоты: выиграла конкурс! Здесь же, в зоне. Правда, титул у нее не «Мисс Зона», а другой: «Умница—рукодельница». Начальник колонии мудро рассудил, что так будет правильней, – чтоб девочки не зацикливались на внешности и все—таки думали головой. Но на самом деле, хоть было много вопросов про умное и костюмы надо было шить (Ирина была царицей Нефертити), народ правильно понял, кто на зоне всех красивей и всех милее.

На конкурсе еще спрашивали про хобби. На воле у Ирины много чего было – лыжи, легкая атлетика, в смысле бег.

– А здесь что? Наверное, шитье? Хотя шитье – это тут, на зоне, работа…

Ирина – хулиганка. Не в вольном, не в игривом смысле слова, но в уголовном, пенитенциарном. Статья 213, 4 года. Что так?

– Пришли мы с подругой на дискотеку, трезвые. А там была еще одна девчонка, она выпила, ее поведение вульгарное нам не понравилось, и отношение к нам тоже не понравилось. Можно сказать, что мы поссорились. И мы ее побили.

– Вы что, ее покалечили?

– Нет.

– Ну, так тогда 15 суток должны были вам дать? А тут – четыре года…

– Мне и самой кажется, что многовато.

– Адвокат был у тебя?

– Был. Дежурный адвокат. Что говорил? Да ничего хорошего. Что он мог сказать, бесплатный адвокат?

Ирину ждут дома.

– Мама уже на пенсии, она в горячем цеху работала, вредный стаж. Посылки шлет каждый месяц. Есть сестра младшая. Пишет про то, как живет, о подругах, что скучает, любит, ждет. Жалеет ли меня? Она знает, что я не люблю, когда меня жалеют, потому ни слова про это. Друг пишет. Что у нас с ним было? Думаю, это была настоящая любовь. Но дождется ли? Не уверена: четыре года – это много…

Чем после освобождения займусь – еще рано думать, сидеть еще немало. Но я точно решила, что не вернусь к прошлой жизни. Я жила как вся молодежь – пьянки—гулянки, вот дискотеки.

Тут, на зоне, Ирина взялась за ум и сделала карьеру: ее поставили бригадиром – как ответственного человека. 50 человек в подчинении.

– А что у вас тут самое—самое? Самое важное, самое главное?

– Самое веселое тут – праздники. А самое памятное – конечно, этот конкурс. Самое тяжелое – это разлука. С родными, близкими, любимыми. Остальное можно пережить, а это… Если б я вечером могла к ним выходить. Или хоть остаться в своем городе, чтоб они хоть иногда приходили – было б намного легче.

БЫТ

Вот они идут в столовую, на обед, строем. В серых линялых тертых телогрейках, в бледных платочках, а ботинки, ну, у каждой сбитые, стоптанные; в Москве такие выставляют к мусоропроводу.

Какие с виду воспитанницы? Они почти сплошь, как уже сказано, девки малорослые, низенькие, мелки юные зечки – как семечки. Ноги почти у всех короткие, как у Мерилин Монро. Одни – просто как карликовые женщины, их через одну можно брать в цирк лилипутов. Другие – если б не знать, что моложе 14 тут никого нет и быть не может, так с виду просто первоклашки…

Лица. У кого порок на лице, у кого глупость, или даже тупость, или чистота с наивностью. Есть взрослые лица, и взрослые женские взгляды, которые они навешивают на тебя. На иных лицах написано такое, что и спрашивать не тянет про статью. Немало, кстати, таких лиц, скажу я вам. Еще про лица: у многих кожа серая, несвежая, в прыщах – а чего ждать от жизни в нищей казарме…