Сергей Климов - Современная Россия – как деструктивная общественная система

Но право издавать законы нераздельно принадлежало царю. Был Государственный совет из высших сановников, назначенных туда государем; он обсуждал проекты законов; но царь мог согласиться, по своему усмотрению, и с мнением большинства, и с мнением меньшинства – или отвергнуть и то, и другое. Обычно для проведения важных мероприятий образовывались особые комиссии и совещания; но они имели, разумеется, только подготовительное значение.

В области исполнительной полнота царской власти также была неограничена… Россия не знала должности первого министра. Звание канцлера, присваивавшееся иногда министру иностранных дел … давало ему чин 1-го класса по табели рангов, но не означало какого-либо главенства над остальными министрами. Был Комитет министров, у него имелся постоянный председатель. … Но этот Комитет был, в сущности, только своего рода междуведомственным совещанием.

Все министры и главноуправляющие отдельными частями имели у государя свой самостоятельный доклад. Государю были также непосредственно подчинены генерал-губернаторы, а также градоначальники обеих столиц.

Это не значило, что государь входил во все детали управления отдельными ведомствами. … Отдельные министры имели иногда большую власть и возможность широкой инициативы. Но они имели их, поскольку и пока им доверял государь.

Для проведения в жизнь предначертаний, идущих сверху, Россия имела также многочисленный штат чиновников… Жалобы на «бюрократию», на «средостение» были весьма распространены в русском обществе. Принято было бранить чиновников, ворчать на них. За границей существовало представление о чуть ли не поголовном взяточничестве русских чиновников. О нем часто судили по сатирам Гоголя или Щедрина; но карикатура, даже удачная, не может считаться портретом. В некоторых ведомствах, напр., в полиции, низкие оклады действительно способствовали довольно широкому распространению взятки. Другие, как, напр., министерство финансов или судебное ведомство после реформы 1864 г., пользовались, наоборот, репутацией высокой честности. … Некоторые группы населения, как, например инженеры, пользовались еще худшей репутацией, чем чиновники – весьма часто, разумеется, незаслуженной.

Зато правительственные верхи были свободны от этого недуга. Случаи, когда к злоупотреблениям оказывались причастны министры или другие представители власти, были редчайшими сенсационными исключениями.

Как бы то ни было, русская администрация, даже в самых несовершенных своих частях, выполняла, несмотря на трудные условия, возложенную на нее задачу. Царская власть имела в своем распоряжении послушный и стройно организованный государственный аппарат, прилаженный к многообразным потребностям Российской империи. Этот аппарат создавался веками – от московских приказов – и во многом достиг высокого совершенства.

Но русский царь был не только главой государства: он был в то же время главою Русской православной церкви, занимавшей первенствущее положение в стране. Это, конечно, не означало, что царь был вправе касаться церковных догматов; соборное устройство православной церкви исключало такое понимание прав царя. Но по предложению Святейшего синода, высшей церковной коллегии, назначение епископов производилось царем; и от него же зависело (в том же порядке) пополнение состава самого Синода. Связующим звеном между церковью и государством был обер-прокурор Синода» [3] Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II /СПБ.: «Петрополь», 1991, с. 11–14

Хотя это описание относится к правлению Александра III, но все эти традиции в общих чертах сохранялись и после законодательных изменений 1905 – 1906 гг., когда была учреждена Государственная Дума и фактически введена Конституция, и вплоть до февральской революции 1917 года.

Но, так же как и любое другое общественное явление, не следует, впадая в крайность, идеализировать самодержавие Российской империи. Оно уже исчерпывало пределы своей эффективности, и то, что еще годилось для мирных условий, роковым образом проявило свои недостатки в ходе Первой мировой войны. Между тем, на недостатки отсталых управленческих форм, на их опасность для будущего страны, еще с эпохи Александра II указывали либерально мыслящие граждане. Они, тогдашние диссиденты, вели поистине подвижническую борьбу за разумную децентрализацию власти, за введение представительского правления, за широкое местное самоуправление, за прекращения полицейского произвола и законность – за все то, что называется теперь правовое государство, и делали это в рамках существующего строя, отнюдь не ради ниспровержения самодержавия. Наоборот, они пытались спасти страну от революции и разрушения, требуя проведения назревших реформ.

Одним из примеров таких людей, чье имя теперь известно лишь некоторым историкам, можно назвать Ивана Ильича Петрункевича, члена I Государственной Думы, видного деятеля земского движения, одного из основателей Конституционно-Демократической партии. Девизом всей его долгой политической деятельности можно привести фразу из одного из его первых публичных выступлений, еще в 1878 году: «Общество одинаково против убийства из-за угла и против виселицы!» [4] Архив русской революции: В 22 т. Т.21 – 22. – М.: «ТЕРРА», 1993. – 472, 424 с. – (Русский архив), с.99

Петрункевич – один из самых характерных примеров тех людей, в которых императоры ошибочно видели не помощников, а врагов, и преследовали под одну гребёнку с фанатиками – террористами. Настоящих же врагов, смертельно опасных для государства, тогда еще никто не принимал в серьезный расчет. По воле царской власти он провел 7 лет в ссылке, ещё в течение 18 лет был лишен права жить на родине, в Черниговской губернии. И это вместо того, чтобы работать на процветание страны, к чему он всю жизнь стремился: «Нищета беднейших классов, тяжесть налогов, невежество, казнокрадство, расхищение государственных имуществ, мотовство народных средств, финансовое банкротство, преследование учащейся молодежи, развитие политических доносов, административные ссылки сотнями – вот картина России» [5] там же, с.455

Эти горячие слова он написал ещё в правление Александра II, но они не утратили свою актуальность до самого крушения Империи. Интересы внутренней стабильности требуют постоянной борьбы с такими негативными явлениями, и методы должны соответствовать месту и времени. Методы, которые в той или иной степени были пригодны для России 15 – 18 веков, в 19 веке утрачивали эффективность, а к концу 19 века уже тормозили её развитии, а императоры со своим метафизическим мышлением (за исключением Александра II) не понимали существа глубинных изменений российского общества. О производственных силах и производственных отношениях написано уже так много, что этого касаться не будем, это само собой разумеется. Но следует отметить социологический аспект – это изменение социальной структуры общества, то, чего не поняли и не учли последние императоры, правящие после Великих реформ 1860-х, ни Александр III, ни Николай II.