Алла Зубова - Посиделки на Дмитровке. Выпуск десятый

– Кому ты, Юра, так здорово насолил, что под тебя бомбы подкладывают?

– Зато, какой вокруг меня эскорт полицейских образовался, – также со смехом отозвался Гагарин.

– А если бы взорвалась эта бомба, какова была бы высота твоей орбиты? – не унимался Валерий.

– Наверняка ниже моей космической. Так что не страшно…

Конечно, не страшно, когда твоя охрана – уважение и невероятная доброжелательность, когда навстречу тебе открываются сердца и души, а сознание вырывает с корнем застарелую неприязнь то ли к бывшим, то ли к придуманным врагам.

Тут к месту вспомнить об одном письме, точнее посылке для Гагарина, которую принёс в советское посольство в Западной Германии бывший солдат бывшей армии вермахта. В посылке лежало полотнище знамени. Солдат нашёл его в одном из захваченных русских городов и двадцать лет хранил, как военную реликвию.

«Сегодня я пользуюсь единственным в своём роде, особенно прекрасным поводом, чтобы возвратить знамя. Вы, господин майор Гагарин, „отвоевали“ знамя вместе с бесчисленными миролюбивыми сердцами во всём мире. Вернер Вайнгардт, г. Ганновер».

Здесь же, в одной логической цепочке наш Александр Твардовский и строки из его посвящения Гагарину:

Ах, этот день, невольно или вольно

Рождавший мысль, что за чертой такой —

На маленькой Земле – зачем же войны,

Зачем же всё, что терпит род людской?

Зачем?

Зачем сегодня по сердцу страны – её главной площади – ползут многотонные орудия убийства, а ракеты, как гигантские кулаки, грозят миру. Зачем и по чьему недомыслию через 74 года после Победы лозунгом этой святой даты стал нелепый выкрик: «Можем повторить!» Повторить что? Победу? Но победа не бывает без войны, смертей и разорения. Значит – повторить войну. Нацеливать на неё всех от мала до велика. Наполнять сознание россиян милитаристским смрадом.

Средняя группа детского сада готовится ко Дню Победы. Воспитательница просит деда одного из ребят настрогать маленькие деревянные ружья, чтобы мальчики выступали с «оружием» в руках. Семья ребёнка потрясена.

Должно быть, в три смены работали швейные станки, выпуская к 9-му мая гимнастёрки с пилотками для… малышей.

Пренебрегая уроками, вместе с военными маршируют на репетициях парада старшие школьники, так называемые юнармейцы, члены новой молодёжной организации, спешно созданной в патриотическом нетерпении заставить всех ходить строем. Недолог час, и мы увидим их шествие с горящими факелами.

Что противопоставить губительному милитаризму? Родовые наши черты – доброжелательность и дружественность, душевность и открытость. Нашу способность стать миротворцами.

Сегодня десятки тысяч россиян бывают за рубежом, и многие из них везут домой ценнейший багаж – адреса и телефоны новых друзей из разных стран.

Можно и не ездить за кордон. Недавно была в Саратове. Пригласили в музей Константина Федина. Там выступал профессор Чикагского университета, известный специалист по русской литературе и русскому языку. Девяностолетний учёный вспоминал о своих встречах с литераторами русской эмиграции первой волны, с советскими писателями и поэтами. Потом долго отвечал на вопросы. И, думается, по приезде домой он расскажет своим студентам об искренних чувствах благодарности, которыми щедро одарили его волжане, а не о том, что он услышал о своей стране из телевизора в номере гостиницы.

Праздничные дни. Москва. На сцене интерклуба Российского университета дружбы народов проходит III Международный фестиваль пластического танца, посвящённый творчеству Айседоры Дункан. На сцене – участницы самодеятельных коллективов Москвы, Санкт-Петербурга, танцевальная группа студентов университета из американского штата Теннеси. Исполнители разновозрастные: молодые и не очень, подростки и совсем маленькие девочки. Все красивы, босоноги, пластичны, воздушны, будто крылаты в своих развивающихся накидках и туниках. Музыка – мировая классика.

Вдруг неожиданно всё пространство наполняет голос Шаляпина, а на сцене – танец «Дубинушка». Это американские студентки привезли на фестиваль «Революционные танцы» из репертуара Айседоры Дункан. Легендарная танцовщица-босоножка исполняла их в России в двадцатые годы. Конечно же, в присутствии своего главного зрителя Сергея Есенина. За «Дубинушкой» следует «Варшавянка» с алыми флагами, с драматизмом борьбы. Каждый этюд как небольшой красивый спектакль. И так трогательно старание девушек в танце и музыке рассказать нам о нашем прошлом столетней давности.

Университет дружбы народов. Интерклуб. Второй час продолжается торжество искусства. Миротворцы на сцене. Миротворцы в зале…

– У нас одна общая цель – сделать мир лучше и не позволить начаться новой войне, – говорил майор Гагарин.

Я хочу превратиться в дерево. Вовсе не значит, что я собираюсь стать деревяшкой, пеньком трухлявым. Бесчувственной колодой. Лежачим бревном.

Я хочу быть живым деревом, растущим под небом вверх и вширь. Чтоб был простор всем веткам, каждому листу. И хочу, чтобы постигло меня всё, что постигает живое дерево до его смерти. Нет, не преждевременной, когда ломают берёзку или кленок в пору их зыбкой, шаткой юности. Нет, пусть навьётся достаточно годовых колец вокруг тонкой его сердцевинки, достаточно, чтоб потом человек, склонившись над пеньком, мог и со счёту сбиться. Чтоб, присев на него, подумал бы прохожий: да что ж я на него сел, как на стул, когда это добрый стол: на нём можно расставить вдосталь снеди и закусок, да не на одного себя, а на пяток близких друзей… Как тот орех в Гарме 1 1 Гарм – небольшой городок или посёлок в горах Таджикистана. Памир. … Да, орех в Гарме… Интересно, жив ли он… Невозможно представить его себе поверженным. Тем более пеньком… Крона его плыла под самыми звёздами. Вряд ли какой человек мог дошвырнуть камень даже до нижних его веток, – так он был высок.

Да-а, тот орех… Вижу его сейчас: трое нас, парней, взявшись за руки, едва могли обхватить ствол. А три его макушки, неравные по высоте, расходились далеко друг от друга. И каждая ветвилась по-своему. А могучие нижние ветки шли почти горизонтально по отношению к земле. И было их немного. Весь этот сильный и простой каркас убирали ушастые широкие листья, прямо лопухи, а не листья.

Ночами, когда мы лежали под орехом, листья и ветки местами сливались в тёмные пятна, причудливой формы – материки, омываемые прозрачными водами небесного океана, светлого от звёзд.

Странно, почему сквозь ветки и листву ореха небо казалось прозрачным, ведь вообще-то гармское ночное небо, как чёрный бархат. Однако на широких прогалинах между «материками» даже и отдельные листы, застывши в безветрие, рисовались чётким силуэтом…