Газета Литературы - День Литературы 146 (10 2008)

Константин ВИХЛЯЕВ

(Ялта)

*** Близость родины. Ветер в лицо. Дух, заверченный керченской пылью, Прожигает стигматы на крыльях Говорящих на русском птенцов. Здесь не пышет барочной Москвой, Мох античности ссохся до хруста, На краю государства-Прокруста Только ветер бузит штормовой. По ту сторону ветра - война. Там, где небо дешевле погона, Свой закон человечьего гона, Свой Прокруст и своя пелена. От причала отходит паром, Из колонок гремит "шуба-дуба", И спивается город-обрубок, Ощущая бездомность нутром. Невдомёк ему, где его род - То ли в той стороне, то ли в этой. Не взыщи, я не знаю ответа, Я и сам, как оторванный плод. Вот стою на промозглом ветру, В одежонке из русского мата… Здесь, на жёлтой земле Митридата, Ветра родины нет. Точка. Ру.

Андрей БАРАНОВ

(Ижевск)

Южное танго Вино называется "Южное танго". Его разливают в литровый пластик по 77 рублей. Оно красное, даже рубиновое, терпкое, как твои губы в глубине парка, и тоже недорогое. Пей. Пей из горлышка. Горлышко твое узкое-узкое… Ты пьёшь вино, а оно тебя выпивает. Я его тоже пью, но оно меня не берёт. Я не знаю, ты не знаешь, никто не знает, отчего одиноко так, хотя вот - южное танго, горячий рот… Пей. Горлышко твое узкое-узкое. Южная кровь из уголка губ толчками пульсирует, струйками тёмными пятнает юбку. Надо мной небо, трава под тобой. Цикада стрекочет - как будто в траве Патрисия Касс грассирует. Хорошо, что не Гюнтер Грасс. Пой, Патрисия. Пой. Какое танго!.. Ветер подолы лип швыряет на голову, крутит и лапает, те отбиваются листьями. Куда им! Он груб и уверен, он тащит тебя в кусты. Он знает, ты знаешь, я знаю: у тебя жаркие губы, искренний взгляд и лживое сердце, Патрисия. А у меня - южное танго. И ещё - ты. JOHNNIE Чем глотка обожжённей, тем больше звёзд в окне. Когда б не старый Джонни, хреново б было мне. Я счастлив, что он дышит на том краю стола, и слушает и слышит, как слышать ты могла. Как ты могла?.. - Пустое. Я столько раз сожжён. Нас двое, двое, двое - я и мой верный Джон. Мой выдержанный, чистый и дубом налитой, как ты, мой самый близкий, как ты, мой золотой… Я золотою злостью нальюсь до немоты - и он, махая тростью, опять уйдёт. Как ты.

Анна ПАВЛОВСКАЯ

(Москва)

*** Весна, точно драма Расина, - патетики слёзный восторг оглянешься: слякоть, рутина, кусты, как пустые корзины, подвешены возле дорог. Мне скучно, я жажду антракта, мне хочется рухнуть в буфет. Бесстрастная официантка несёт мне вина и конфет. Вот здесь между долгом и чувством, желанием и кошельком - такие конфликты начнутся, что их погашаешь с трудом. Я тоже металась по сцене, предчувствуя главную роль, но пафос и ветки сирени вполне заменил алкоголь. Чем веки мои тяжелее, чем легче дешёвый бокал, тем перед глазами живее трагедии этой финал.

Мария Маркова

(Вологодская область)

*** Мы пьём с утра и к вечеру - хмельны. Горит внутри, горчит внутри, пылает, растёт трава болиголова злая, качаются на бледных ножках сны. Проходят дни, пустые, как тростник, и полые, как маленькие дудки. В них дух незрячий, выдуманный, чуткий к губам немым и ласковым приник. Он ищет поцелуя и тепла, немного веры и чуть-чуть отчизны, а после - смерти и спокойной тризны. Пускай гудят, гудят колокола над нами и над нашей немотой невыразимой, над судьбой скитальцев, как дух гудит в отверстии под пальцем в своём уединении простом. *** Говорят, лоза эта вырастет в срок, даст плоды свои терпкие, горький сок, утолит все печали, прогонит грусть. Если правда всё это, то пусть, то пусть бродит в тесных застенках густая кровь виноградного мяса и жарких слов. В забытье, как в цветущем большом саду. Мальчик кликает птиц и поёт в дуду. Бродит женщина в розовом в темноте и питается прозою, аки тень, повторяет и пробует нежный слог и росу собирает подолом с ног.

Андрей ЕГОРОВ

(Петропавловск-Камчатский)

*** А.Б. и не любви хотелось - коленей, чтоб в них уткнуться умною мордой не любви хотелось - ошейника с поводком, и чтоб это - предел желаний не любви, нет, а чтоб по-любому пережила меня и, жалеючи, гладила; успокаивала ласково, пока ветеринар делает укол - и ещё - недолго - после поэтому в следующей жизни я буду щенком, лопоухим, лобастым - а я уже сейчас такой - и вырасту в большущего собака, друга твоего и защитника - если получится, пока намокает холстина, выбраться из мешка

Владимир МОНАХОВ

(Иркутская область)

ПЕРЕСЕЛЕНИЕ По ночам я слышу, Как за стеной переворачивается Со скрипом душа соседки, Которой давным-давно Никто не говорил: "Я тебя люблю"! Мэр нашего города, Прочитав это наблюдение В местной газете, Вызвал заместителей и сказал: "У нашего поэта плохие жилищные условия. Надо ему помочь!" И через месяц я переехал в новую Просторную квартиру Улучшенной планировки. Но и там каждую ночь Я по-прежнему слышу, Как ворочается Со скрипом душа соседа, Который давным-давно Никому не говорил: "Я тебя люблю"! ЧУЧЕЛО Часы - чучело вечности, по стрелкам которых мы никогда не узнаем, сколько осталось будущего у Бога. И потому в одиночной камере бытия мы перестукиваемся со временем. Я - сердцем. Оно - часовым механизмом у пульса на моей руке.

Юрий ПАВЛОВ: Я знаю критиков, которые начинали как поэты. Это Владимир Бондаренко и Александр Казинцев. С точки зрения части патриотов, к которым принадлежу и я, Бондаренко начинал в "сомнительной" компании ленинградских поэтов во главе с Иосифом Бродским. У Казинцева была не менее "сомнительная" компания… Расскажите о ней, как вы оказались вместе с Сергеем Гандлевским, Бахытом Кенжеевым, Александром Сопровским?.. И почему ваши пути с этими поэтами разошлись?

Александр КАЗИНЦЕВ:

Нет, уважаемый Юрий Михайлович, я никогда не назову свою компанию "сомнительной". Как бы ни менялись мои взгляды - а они менялись круто, "с кровью", с болью - для меня, обрывая дружеские связи, я чувствую, осознаю свою жизнь как неразрывное целое. Вот уже 55 лет я тащу его на своем горбу, в самом себе - и не отказываюсь ни от одного дня. А к тем, кто отказывается от собственного прошлого, от своих друзей - даже от тех, кто сами от него отказались - я не могу относиться с доверием. Они так же откажутся и от своей сегодняшней позиции,

Александр Сопровский, Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев, Сергей Гандлевский - талантливые поэты. Теперь о них немало написано, в том числе, и в "Дне литературы", так что мне нет нужды доказывать это. Что бы они ни писали потом, я помню их стихи, я помню их лица - они озарены светом нашей общей юности.

С Сашей Сопровским я сдружился в школе. Знаменитой 710-й - "школе-лаборатории при Академии педагогических наук". Этаком советском варианте Лицея. Специализация по классам - мы с Сопровским учились в литературном. Нашей преподавательницей была подруга жены Тициана Табидзе - великого грузинского лирика. Она много рассказывала о нём и о дружившем с ним Борисе Пастернаке.