Валентин Моисеев - Как я был «южнокорейским шпионом»

И вообще, в составе экспертов нет юристов, но есть юридическое обоснование экспертизы, устроившее следствие и все суды. Можно быть абсолютно уверенным, что никто из них в жизни не слышал, а уж тем более не читал, все те законы и нормативные акты, на которые они ссылаются и которыми с легкостью оперируют.

Ни одна из экспертиз не ответила на вопрос о том, какой конкретно ущерб нанесен или мог быть нанесен стране разглашением сведений. А если нет конкретного ущерба, то о каком преступлении может идти речь? Общий вывод судьи Комаровой в приговоре о том, что разглашение сведений создало «возможность посягательства на состояние защищенности жизненно важных интересов государства – конституционного строя, суверенитета и территориальной неприкосновенности РФ от внешних угроз» также не конкретен. Более того, это порочит Республику Корею и оскорбительно для России. Неужели можно всерьез полагать, что, разузнав какие-то сведения о российско-северокорейских отношениях, Южная Корея получила возможность изменить наш конституционный строй и оттяпать у нас часть территории?

Эксперт ГРУ ГШ во время выступления в самом первом суде, в попытке хоть как-то обозначить ущерб, сделал парадоксальный вывод о том, что разглашение сведений о прекращении действия комплекса «Рамона» привело к тому, что «Россия потеряла возможность контроля за авиацией Японии, США и других стран АТР» – как будто бы речь идет о возникшем препятствии для размещения средства разведки. Если нашей стране был действительно нанесен ущерб, о котором говорил эксперт, то любому здравомыслящему человеку понятно, что ответственность за это должен нести тот, кто допустил ликвидацию «Рамоны».

Эксперт МИДа вообще ничего не смог сказать в том же самом суде по этому поводу кроме общих слов, а в результате умелых вопросов к нему со стороны Гервиса опроверг свои же собственные выводы о секретности документов, которые мне инкриминировались как переданные. Поэтому и того, и другого в последующие процессы уже не вызывали.

Эксперты были ориентированы на поиск источников сведений исключительно в мидовских документах, полностью игнорируя публикации по тем же вопросам в СМИ и научной литературе. Тем самым они представили дело так, как будто в открытой печати вообще ничего не публиковалось по российско-северокорейским отношениям и эти вопросы не обсуждались в ходе консультаций с другими странами, в первую очередь с Южной Кореей. Одновременно с ходатайством о проведении повторной экспертизы к делу были приложены десятки публикаций, свидетельствующие об обратном.

В составе экспертов был единственный специалист-кореист, включенный, кстати, по моему ходатайству, который знал существо вопроса и мог бы дать пояснения суду относительно того, что открыто обсуждается в печати и беседах по корейской проблематике, – старший советник Павел Яковлев. Но по странному стечению обстоятельств накануне суда он был жестоко избит неизвестными в своем подъезде в Крылатском и вскоре умер.

Смерть Павла, инсульт и затем смерть начальника корейского отдела Амана Иргебаева, с которыми я был знаком около 30-ти лет и практически одновременно начинал работу в МИДе, уж как-то удивительно по времени совпали с моим делом, более того, с началом суда, на котором они должны были выступить в качестве свидетелей.

А Павел, например, мог бы многое рассказать. В частности то, что он однажды уже рассказывал одной нашей общей знакомой. Как оказалось, в процессе общения следователь показывал ему листки бумаги, на которых ФСБ предлагалось обратить на меня внимание. Иначе говоря, донос, в котором он узнал руку одного из сослуживцев.

Взаимосвязь этих двух смертей с событиями вокруг меня увидел и бывший директор Первого департамента Азии, а ныне посол в Австралии Леонид Моисеев. По его словам, «арест Валентина Моисеева для нашего департамента – колоссальный удар, от которого мы до сих пор не можем оправиться. Один наш сотрудник, узнав об этом аресте, слег с инсультом… Умер старший советник и хороший кореист – это тоже последствие тех событий»

[34] ВАЛЕНТИН МОИСЕЕВ КАК Я БЫЛ «ЮЖНОКОРЕЙСКИМ ШПИОНОМ» 2004 УДК [323.28+351.746.1](470) ББК 66.3(2Рос)6+67.401.212(2Рос) М74 .

Хотя можно привести примеры публикаций практически по всем сведениям, признанным секретными, приведу наиболее характерный, связанный с завершением функционирования в КНДР комплекса радиотехнической разведки «Рамона», поскольку с ним связана и откровенная фальсификация.

Согласно приговору, эти секретные данные я передал осенью 1997 года, и они содержались в так называемой стабильной справке отдела Кореи Первого департамента Азии МИД о военном сотрудничестве между Россией и КНДР. Суду свидетели неоднократно разъясняли, что в подобные справки не вносятся секретные сведения, поскольку они предназначены для широкого пользования, их материал используется в том числе и для бесед с иностранцами. В связи с этим читаем в документальной повести «Ким Чен Ир», изданной в Южной Корее в 1997 году, а через год в Казахстане на русском языке, в разделе о советско-северокорейском военном сотрудничестве: «В Ансане провинции Хванхэ оборудовали «базу разведки Рамона» для сбора развединформации об американской армии, дислоцированной на Окинаве»

[35] ВАЛЕНТИН МОИСЕЕВ КАК Я БЫЛ «ЮЖНОКОРЕЙСКИМ ШПИОНОМ» 2004 УДК [323.28+351.746.1](470) ББК 66.3(2Рос)6+67.401.212(2Рос) М74 . Как очевидно, здесь не только отражен факт существования «Рамоны» в КНДР, но и указано ее местонахождение и цели установки. В МИДе, кстати, никаких подробностей относительно «Рамоны» известно не было.

О прекращении функционирования комплекса радиотехнической разведки сообщала газета «Владивосток» еще 5 июня 1996 года: «Вопрос о срочной ликвидации на территории КНДР военного объекта, на котором северокорейские и российские военные специалисты в течение восьми лет осуществляли совместную работу в интересах обоих государств, поставила северокорейская военная делегация, находящаяся в Москве… Этот военный объект был одним из важных элементов в системе обеспечения безопасности КНДР и России… В Пхеньяне все же решили объект закрыть, как утверждают северокорейцы, по политическим соображениям».

Северокорейцы, разумеется, знали, что южанам и американцам давно известно о существовании «Рамоны» на их территории, и в рамках политики, которую они проводили в то время, не хотели дополнительного источника раздражения в их отношениях с Сеулом и Вашингтоном. Говорить о секретности комплекса «Рамона» после распада Варшавского договора вообще не приходится, поскольку ее производитель и поставщик – Чехословакия, распалась на два государства, оба из которых стремились и вступили в НАТО.