Валентин Моисеев - Как я был «южнокорейским шпионом»

[92] ВАЛЕНТИН МОИСЕЕВ КАК Я БЫЛ «ЮЖНОКОРЕЙСКИМ ШПИОНОМ» 2004 УДК [323.28+351.746.1](470) ББК 66.3(2Рос)6+67.401.212(2Рос) М74 Радио «Свобода». 2002. 9 янв.

Много высоких слов было сказано о российских дипломатах, отмечавших на прошлой неделе 200-летие МИДа. Но никто не вспомнил о темных сторонах дипслужбы. Например, о том, что за право продвигаться вверх по служебной лестнице дипломатам приходится расплачиваться сотрудничеством с органами безопасности. Валентин Моисеев, бывший замдиректора 1-го Департамента Азии МИД, заплатил слишком дорогую цену за тесные связи своего ведомства с Лубянкой: под Новый год он вышел на свободу, отсидев 4,5 года за шпионаж. В роли главного свидетеля обвинения выступил контрразведчик, с которым Моисеев должен был сотрудничать по долгу службы. Сегодня, утверждает дипломат в интервью Ирине Бороган, в МИДе вновь восстанавливаются советские порядки.

Как вы себя чувствуете?

– Нормально. В соответствии с возрастом, а мне уже 56 лет и условиями, в которых я провел последние годы.

Дипломатия – профессия, где традиционно сильны "рабочие" династии. Как Вы попали в МИД?

– Сам я ленинградец, мама работала на технической должности в ВУЗе, а отец доцентом в другом техническом институте. Так что мои знакомые очень удивились, когда я решил поступать в МГИМО, где мне повезло с первого раза. Я ведь учился в очень хорошей школе – это была английская школа N1. В МГИМО я закончил факультет международных экономических отношений. Вообще-то, это была сфера Внешторга, но в то время (это был 1969 год) в МИДе не хватало людей, знающих корейский язык, а также требовались специалисты в экономике. С тех пор я трудился в МИДе, не считая некоторых перерывов: полгода в середине 70-х работал литсотрудником на радио в международной редакции – писал фельетоны, клеймил “прогнивший” сеульский режим. Еще пять лет занимался наукой и два года работал во Внешторге. Но вся моя деятельность была завязана на Корейский полуостров: диссертация – по Корее, торговля – с Кореей. Тут я оказался однолюбом.

– Вы отработали в МИДе 25 лет. Но после ареста большинство Ваших коллег в беседах с журналистами утверждали, что почти не знакомы со шпионом Моисеевым.

– Видите ли, чиновничья среда очень своеобразная. Не секрет, что МИД всегда тесно работал со спецслужбами. После того, как меня арестовали, сотрудники ФСБ провели собрание в моем департаменте, и сообщили, что, по их данным, южнокорейская разведка готовит к разработке около 30 сотрудников МИДа, и что каждый может оказаться в моем положении. После этого у моих коллег желание общаться на эту тему пропало. Я думаю, что если бы мои коллеги по МИДу вели себя иначе, то уголовное дело против меня развалилось бы.

– Любопытно, что люди, которые от Вас открестились, давали показания на следствии.

– Кроме того, экспертизу секретности документов, которые я, якобы, передал южнокорейской разведке, делал именно МИД. Проект договора, Роль ФСБ

Валентин Моисеев в зале суда

– Насколько мне известно, в Вашем деле зловещую роль сыграл сотрудник ФСБ, с которым вы по долгу службы сотрудничали. Попросту говоря, он подставил Вас и стал главным свидетелем обвинения.

– Да, это так и было. С этим человеком мы сотрудничали параллельно: то есть он занимался Кореей в своем ведомстве, а я в своем. И мы просто обменивались информацией, а потом он представил это совершенно иначе, и выяснилось, что его интересовали не Корея, а я в качестве перспективного шпиона. На его предположениях и догадках строилось обвинение. Хотя, кроме догадок, он не представил никаких доказательств. И все это судья принимала, поэтому я утверждаю, что суд и ФСБ действовали заодно. В последнем слове на суде я назвал этого сотрудника ФСБ лжесвидетелем, который не только меня оболгал, но и ввел в заблуждение свое руководство. И все ради своих карьеристских целей.

– И как сложилась его карьера?

– Когда я с ним познакомился, он был капитаном, и за 4 года стал подполковником и занял руководящую должность (о том, как продвигаются сотрудники ФСБ по службе благодаря "шпионским" делам я уже писала в статье Во избежание рецедивов

– Кто Вам первым позвонил из знакомых после освобождения?

– Меня встретил друг, который приехал за мной в колонию в Торжок с моейженой и дочкой. Я с ним работал еще в Пхеньяне, он не МИДовец.

– А какой была обстановка в Лефортово?

– Тюрьма специфическая. Из 3,5 лет, которые я там провел, я только месяца три без "наседки" сидел. На зоне-то я практически не был, так что в полной мере атмосферу уголовную не прочувствовал: сначала лежал в больнице Тверского управления исполнения наказаний,а потом работал там же хлеборезом. Пайки резал.

– Вы вышли 31 декабря, это подарок администрации колонии?

– Нет, это не подарок ментов. Мой срок истекал 3 января, но, по закону, если день освобождения выпадает на выходной, то человек освобождается в последний рабочий день.

– Когда Вы отбывали срок в Торжке, не пыталась ли на Вас давить администрации? Григорий Пасько утверждает, что по отношению к нему такие попытки были.

– Нет, там все было спокойно, но они, конечно, выполняли указания ФСБ и не выпускали меня условно-досрочно. А теперь меня поставили под административный надзор вопреки закону. Зарегистрировали в местном ОВД и требуют, чтобы раз в 3 месяца я являлся в участок, где со мной будут вести беседы, "исключающие рецидив преступления". Глупость полная – нигде в мире не было рецидива по статье шпионаж. Дважды шпион не бывает, это же не карманник.

– А сейчас Вы можете общаться с гражданами Южной Кореи?

– В принципе могу, но пока нет такого желания. Если говорить о южных корейцах, то их поведение после моего ареста было странным. Пока я был тюрьме, я получал письма в мою поддержку из разных стран, даже из Новой Зеландии. Но никакой реакции из Южной Кореи – ни от правозащитников, ни от журналистов я не получил. Пресса вообще никак не отреагировала, даже перепечаток не было из наших газет. Да вот недавно была пресс-конференция с моим участием, куда пришло много иностранных корреспондентов, но ни одного южного корейца. Кстати, японцы по отношению к Пасько вели себя по-другому и активно писали о нем.