Николай Лесков - Еврей в России: несколько замечаний по еврейскому вопросу

Но если евреи и не-евреи во всем этом равны и потому равно достойны сожаления, то не достойно ли внимания и удивления, что столь очевидное сходство и равенство явлений пользуется совершенно различною оценкою? Справедливость, которою укрепляются царства и народы и торжества которой жаждет каждая благочестивая душа, здесь вдруг утрачивает свою светлость и уступает место несправедливости. Слепое кичение еврейского невежды в законе вменяется в вину всему еврейскому племени, а то же самое в соответственном человеке христианской веры даже не ставится в счет. О таковом со всяким снисхождением и теплотою говорят, что он тверд в вере.

Евреи, конечно, иногда ищут скрывать пороки и грехи, унаследованные людьми их племени от их тяжелого исторического прошлого. Им разумеется, это не легко, ибо порочные склонности их, по выражению русской пословицы, «видны, как еврейский нос на лице», но умнейшие из евреев нынче уже и не прибегают к изворотам, которые были в ходу прежде. Рассудительные из евреев знают, что такие извороты бесполезны, и они открыли бы только недружелюбным к ним лицам повод укорять всех евреев в неискренности. Поэтому и мы поставили в начале всего самое генеральное обвинение, какое ставят евреям многие народы и в том числе русские (например, роман Всев. Крестовского: «Жид идет»), т. е. «жидовское религиозное самомнение». Оно есть, но только вовсе не такое, как его описывают, и во всяком случае оно ничуть не более самомнения крещеных простолюдинов над некрещеными. Как там, так и тут самомнение это держится на узости религиозного понимания и, без сомнения, в глазах просвещенных людей может встретить только совершенно одинаковую оценку.

Средство против этого самомнения везде одно и то же: это истинное просвещение, расширяющее взгляд до способности совершеннее постигать духовный смысл религий.

Переходим к другим нравственным свойствам современных евреев и не-евреев.

Нравственность одна или не одна, это оставим доказывать ученым в специальных трактатах, а сами для измерения уровня нравственности христиан и евреев воспользуемся тем общим масштабом, который приложим к ним обоим одинаково.

Для христиан и евреев есть одна строго и гениально начертанная линия, равно обязательная для тех и других. Все, что равняется по этой линии, есть безгрешно, безвинно и неосудительно. Это называют рядовою или урядовою нравственностью. Все, что держится ниже этой линии, находится в падении. Тут слабости, проступки и преступления, которые, смотря по глубине падения, унижают в человеке «образ и подобие Божие» более или менее. На самой наибольшей глубине этой бездны образ Божий совсем изменяется и темнеет. В этом положении вера христиан и евреев видит «противника Божия» — сатану. Он «исконный клеветник», который «во истине не стоит».

Вверх над чертою рядовой нравственности начинается безграничная область возвышенного и святого. Здесь царство любви, правды и милосердия. Область эта безграничнее области падения, и подъем на нее труден. Священная поэзия народов в безвестной выси этого пространства без границ чертит всевидящее око. Все, что выше нормальной черты нравственности, есть возношение душ, способных парить над миром и стать превыше мира и страстей. Высоты возможного в эту область подъема мы не знаем пределов, ибо путь туда, по прекрасному выражению поэта гр. Ал. Толстого, «как вечность, без конца».

Общество самое нравственное и образованное имеет право требовать от человека только ненарушения той черты, ниже которой начинается безнравственность. За эти уклонения общество судит людей и наказывает виновных. Насколько оно достигает в этом цели, это другой вопрос. Пушкин указывал слои общества, где вовсе «не карают преступлений, но тайны требуют для них». Однако все-таки о нравственности людей судят только по этой линии.

Зигзаги, которые образуют человеческое уклонение вниз линии нравственности, чрезвычайно разнообразны, но самая линия начертана ясно и с поражающею прямизною. Чертеж этот мы имеем в десяти заповедях, данных на Синае чрез Моисея. По ним доселе судится человек и по ним же будет судим до века. Это относится равно как до христиан, так и до евреев.

Проведем же по этой линии нашего еврея, каким он есть в эту минуту, когда мы им занимаемся, и поведем его не разутого, а в тех самых сапогах, в которых он бегает по торжищам, обделывая свои грошевые гешефты. Он недостоин подойти в этой обуви к купине, пылавшей на Хорй-ве, но помянем сами, «яко персть есьмы», и будем к нему терпеливы.

Первая заповедь, или, как евреи говорят, «приказание Божие», не велит еврею иметь иного Бога, кроме Еговы, и еврей этого держится.

Вторая запрещает иметь кумир и всякое подобие, еврей опять и это исполняет ненарушимо. У него, как и у других темных людей, есть свои суеверные обожания, но число их значительно менее, чем у христиан, и значение их несравненно скромнее.

Говорят, «кумир еврея — злато». Не станем спорить, что в известной доле это справедливо: еврей любит деньги. Но попросим указать нам, кто денег не любит и у каких культурных народов для приобретения их люди не допускают мер унизительных и бесславных? Злато есть кумир, но кумир не исключительно еврейский, а всеобщий.

Третья заповедь говорит о божбе, о клятве, о призвании имени Божия всуе. Да, мелкий еврейский торгаш, конечно, нередко приемлет всуе имя Божие, и случается, что он клянется ложно на суде под присягой. Это очень дурно, но самая частая божба, изумлявшая своим кощунством иностранцев, была замечена писателями, посещавшими встарь Россию, не в еврейских, а в русских людях, среди которых сложилась ужасная пословица: «не побожиться — не обмануть, а не обмануть — не продать». Прошли столетия, давно уже сотлел прах этих божебщиков, приводивших в ужас именитых иностранцев, а кощунственная пословица жива, и, что хуже, жив и обычай, ею выражаемый.

У евреев обмана много, но такой извиняющей пословицы у них нет, и это, может быть, свидетельствует, что нравственность евреев хотя обходится с подобным делом и нечисто, но она, по крайней мере, не сочиняет себе цинического оправдания, как это введено у соседей.

Родителей своих (5-я заповедь) евреи почитают не хуже, чем прочие, а может быть, даже и несколько лучше. По крайней мере, известно, что жалобы на детскую непочтительность в еврействе составляют необычайную редкость, меж тем как у христиан, особенно у православных, это, к несчастию, явление весьма нередкое. Известно, что в наших деревнях, особенно в хлебородной полосе, крестьяне не считают за бесчестье и стыд посылать своих стариков «побираться».

«Есть дети, да выгнали меня», — это ответ, который весьма нередко услышите от сельского нищего, но никогда ничего подобного не увидите у евреев.