Тимофей Круглов - Виновны в защите Родины, или Русский

Внутри порядок, разве что пыль немножко успела нарасти. Вещи на месте, только ноутбуков нет в кабинете, да письменный стол старинный весь нарастопашку и половина ящиков пуста. Шкафы в спальне открыты — но стоят почти полные, может, какие вещи носильные собрали Ивановы с собой, но не все. Взял Миша домашние тапочки Валерия Алексеевича и Кати с собой, электричество вырубил полностью на всякий случай — и обратно через люк вылез.

И вот, когда вылезал, рядом с насосом папку нашел в пластиковом мешке герметичном. На папке написано: «Миша, передай это Круглову! С нами все в порядке, не волнуйтесь. Даст Бог — увидимся! Марту сберегите! Спасибо за все!»

Тапки Миша сунул в вольер, куда Марту запер. Та заскулила, легла, морду на тапки положила и еше дня два так и лежала. Потом есть начала. А папку Миша мне отдал, как и было в записке велено.

Как я всю эту катавасию с исчезновением Ивановых пропустил — не знаю, впрочем, сон у меня после водочки крепкий, да и спальня на втором этаже.

Пришел я от Миши домой сам не свой. Ручонки подрагивают, слезы наворачиваются — Марта так на меня смотрела сквозь сетку вольера, чуть душу не вывернула своими собачьими глазами наизнанку. Полез я в бар-чик, понятное дело. Выпил полстакана, закурил и открыл папку. Там конверт с деньгами, написано: «На Марту». Ну, это я Мише отдал потом. Тысяча евро была, новенькими сотенными.

А еще в папке лежала пачка листов А4, отпечатанных на лазерном принтере.

«Уважаемый Тимофей Иванович! Если Вы читаете это письмо, значит, я не ошибся в сообразительности и любознательности нашего общего соседа Миши. Это приятно. Неприятно то, что тот же самый факт обозначает мой неожиданный отъезд на неопределенное время, а куда — мне и самому неведомо. Смутное время предполагает неясные обстоятельства. Однако на все Божья воля, и все, что ни делается, все делается к лучшему.

Для меня не является секретом. Ваше желание превратить мою скромную биографию в художественное, я надеюсь, произведение. Трудно было бы предположить какой-либо иной интерес с Вашей стороны к моей скучной персоне. Все-таки два года почти, проведенных Вами в нашем доме за выслушиванием моих не всегда, признаюсь, искренних откровений, говорят о многом. Пусть так! Вы — литературный работник, а бывших литераторов не бывает.

Я не беспокоюсь за персонажей, которые в моих рассказах всегда назывались вымышленными именами. Более того, не скрою, что я сознательно произвольно передвигал последовательность тех или иных описываемых мною событий, да и упоминал не обо всем, что могло бы заинтересовать пытливого исследователя перестроечных лет. Это легко объяснимо. Мне не хотелось искушать Вас возможностью издать некое документальное произведение мемуарного характера. Нет более простого способа оболгать действительность, нежели написать о ней мемуары. А мне нескромно хотелось бы совсем другого. Мне не кажется целесообразным очередное тиражирование фактов, которых и без того в Интернете хранится больше, чем листьев, спрятанных в лесу Честертоном. Мне важнее образ спрятанного в лесу фактов листа, мне нужнее миф о спрятанном листочке — миф, который позволит безошибочно найти его в куче опавших собратьев. Если же совсем попросту: за деревьями — леса не видать. Болтовне журналистов и политологов, промывших мозги нашим современникам, нужно противопоставить простую человеческую жизнь. Может быть, тогда проще будет читателю понять, что у него болит и от чего он в поисковиках на свой запрос ничего, кроме мусора, найти не может.

Думаю, Вам понятно.

Считаю необходимым подчеркнуть: Вы совершенно свободны в использовании предоставленных мною материалов. Все авторские права — Ваши. Все совпадения — случайны, все предположения — недоказуемы, все в целом — не более чем фантазии рассеяного беллетриста. «Не любо — не слушай, а врать не мешай!» — вот девиз современной «литературы факта».

Дорогой Тимофей Иванович! Несмотря на нашу досадную размолвку, я буду рад, если Вы все же доведете свой труд до конца. Я люблю законченные дела. Тем более если они делаются чужими руками! Мы закончили наши беседы накануне Нового года. Я как раз успел рассказать Вам о январе 1991-го. Хотите, обрабатывайте мой дальнейший рассказ, хотите, публикуйте как есть — Ваше право. А если перегорели или слишком сильно на меня рассердились — просто забудьте обо всем. Желаю удачи! Есть Бог на свете, и я верю, что мы еще встретимся.

Искренне Ваш, Валерий Иванов

P.S. На самом, деле, конечно, и меня, и Катерину зовут, немного по-другому, так что не мучайтесь с псевдонимами. Пишите как есть, какими нас знаете»

…Татьяна меня обескуражила. Я начал и в самом деле сомневаться в ее психическом здоровье. Удивительного тут мало — в наше время серьезные мужики сходят с ума. Я сам не всегда кажусь себе адекватным, особенно после того, как почитаю утренние газеты. А с этого чтения начинается каждый мой рабочий день!

Неделя прошла, как я вернулся в свой кабинет на Смилшу, 12. Но за этот короткий срок все омоновские заморочки отошли для меня на третий план. А уж Татьяна — еще дальше. Наш роман, наверное, навсегда останется пошлым — госпитальным, как и начался когда-то. «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним». Ни я не мучился, ни она не сострадала. Свела жизнь вместе на время — развела. Свела — развела. И хватит об этом!

Алла так радовалась, когда я вернулся с базы! Ксюха не отходила от меня весь вечер. Черный кот Бегемот всю ночь проспал у меня на груди, мурлыча. Дом! Я отнес в химчистку костюм, сделал уборку, выровнял книги, которые волшебным образом всегда после моего отсутствия стоят на полках не по росту, не по жанру, не по ранжиру — не по весу и жиру. Девочки мои неаккуратны, а читать любят!

Сегодня вечером у нас прямой эфир на Латвийском ТВ в программе «Телефорум». Первый раз за последние годы поеду на Закюсала! От Интерфронта нас будет пятеро: Алексеев, конечно, Сворак, Мошев, Мильч и я. Мероприятия зряшное — все равно ничего толком сказать не дадут, но идти придется. Встретились в городе, на конечной 19-го троллейбуса. Ехать — пять минут. На середине Московского моста через Даугаву вышли и постояли немного, глядя на панораму Заячьего острова под нами. Вокруг современного телецентра, который совсем недавно построили латышам ленинградцы, огни десятков костров. Колючая проволока в два ряда. Деревянные (!) противотанковые ежи! Перед стеклянным фойе у входа в телецентр нагромождены бетонные блоки. Искусно так, как в средневековых замках — зигзагом. Чтобы пройти можно было только по одному через лабиринт заграждений. Внутри бетонного лабиринта оставлены аккуратные амбразуры — отстреливаться от армии! Обыскивать нас не стали, но глазами обшарили, как «змею двухметроворостую». Две хуторского вида латышки в милицейской форме и с автоматами на груди приветствовали гостей «телефорума». А в глубине фойе то и дело мелькали охотничьи камуфляжи «белых беретов». Больше ничего интересного не было. Мы выпили кофе на первом этаже в овальном баре. Отсидели всю болтовню в студии, сказали несколько раз по паре слов в прямом эфире и разъехались по домам. Я, правда, еще погулял немного по коридорам, посмотрел в общих чертах расположение охраны, но меня довольно скоро попросили на выход. Ладно, всплывет!