Петр Подгородецкий - Русские идут! Заметки путешественника

В Улан-Баторе мы давали концерт в посольстве. Приехали в город утром. Поселили нас (наконец-то!!!) в гостинице, а не в юрте. Любовь к юртам у монголов в крови. Военные рассказывали нам, что в период заселения Улан-Батора, причем чуть ли не принудительного, степняки ухитрялись втаскивать по частям в квартиру небольшую юрту, ставили очаг, выводили трубу в окно и жили «как люди». Это сильно напомнило мне рассказ о цыганской таборной семье, которой волею судеб пришлось снимать квартиру в Москве. В небольшой «трешке» проживало человек двадцать разного пола и возраста. И почему-то всегда пахло чем-то горелым. Через месяц хозяева квартиры ее не узнали: все обои были содраны и пошли на растопку костра в углу главной комнаты. Туда же «ушел» и паркет. Ванна была наглухо забита деревянной пробкой, и в ней плескались остатки чего-то, напоминавшего рассол. И еще повсюду лежали матрасы с надписью «инфекционный блок», видимо, принесенные цыганами со свалки. Не хватало разве что пары краденых лошадей, но с этим, наверное, оказалось сложнее – двенадцатый этаж все-таки…

Из уланбаторских достопримечательностей следует отметить один из немногих сохранившихся за границей (еще есть в грузинском Гори) памятник Сталину. К нам монголы относились приветливо, причем в городе все говорили по-русски. А на концерте в посольстве присутствовали высокопоставленные монгольские товарищи в дорогих костюмах и галстуках, но с какими-то партийно-государственными значками на лацканах пиджаков. Выглядели они очень солидно и значительно. Правда, рассказывают, что одного из наших высокопоставленных дипломатов отлучили от дипработы за то, что он, услышав в выступлении на каком-то приеме фразу о том, что Монголия – независимая страна, саркастически заметил: «Да, потому что от нее ничего не зависит…» И был, по-видимому, прав.

Ну, а самые страшные поездки у нас были по Афганистану. Кобзон, как истинный патриот, а к тому же секретарь партбюро «Москонцерта», никак не мог упустить такой возможности. А почему было страшно? Да потому что могли убить тебя в любой момент, будь ты хоть Кобзоном, хоть Подгородецким. Душманская пуля, она не разбирает, кого из неверных убивать… Даже взлеты и посадки в кабульском аэропорту оказывались своего рода экстримом. Представляете, летим над горами, постоянно отстреливая тепловые ракеты, чтобы сбить с толку возможную «Стрелу» или «Стингер». И вдруг резко пикируем. Это называлось посадкой… А на взлете самолет разгонялся, а потом в паре сотен метров от скал брал круто вверх, делая «свечку». Аэропорт находился в низине между горами, и его окрестности очень напоминали те, что были показаны в первом советском фильме-катастрофе «Экипаж».

В Кабуле мы жили очень цивильно: в маленькой чистой трехэтажной гостиничке с хорошим рестораном. И оттуда ездили по разным «точкам». Тут уж колонна была по-настоящему боевой. Впереди шел БТР, а на броне сидели солдаты с автоматами на изготовку, внимательно изучавшие местность. Другой БТР шел сзади нас. Приятного было мало, поскольку мы знали, что в любой момент можем стать мишенью. Но Бог миловал…

В столице нам разрешали выходить в город, но только в сопровождении вооруженной охраны. Нам объяснили, что афганец может днем широко улыбаться тебе, торговаться по поводу цены на какие-нибудь местные товары, а ночью при первой же возможности отрежет тебе голову, без всякого сожаления, а лишь с чувством выполненного долга. Обычно нас сопровождали ребята – военные переводчики, с которыми я успел в то время подружиться. Они колесили по Кабулу на видавшем виды «фольксвагене гольф» и, естественно, были вооружены. Но даже они говорили, что нельзя поворачиваться спиной ни к кому, будь то старик, женщина или ребенок.

Эти ребята жили в хорошей большой квартире, не по советским стандартам просторной, на севере города, и мы частенько выпивали с ними вдали от зоркого ока Иосифа Давыдовича. Когда я первый раз поехал с ними по городу, я, в общем-то видавший виды водитель, чуть не обгадился со страху. Дело в том, что правил дорожного движения в тогдашнем Кабуле просто не существовало. Никто и не думал о том, чтобы включить поворотники, а стоп-сигналы работали у считанных автомобилей – тех, у которых их не успели сломать. Наверное, поговорка «Тормоза придумали трусы» – родом из Афганистана. Проехать по встречной полосе, подрезать кого-нибудь на скорости – для афганцев счастье. Дня через три, однако, я привык к местному стилю вождения и даже попросился за руль. Главная инструкция, которую мне дали асы местных дорог, состояла из двух фраз: «Не включай поворотники и аварийку» и «Не замедляй движения, чтобы кого-то пропустить». Все это расценивалось мужественными афганскими шоферами как проявление слабости. А слабость в вождении – это слабость в жизни. Как тут не вспомнить анекдот про водителя из одной маленькой, но гордой горной республики, который в городе лихо проскочил на красный свет. Обалдевший пассажир спрашивает его: «Почему на красный?» А тот отвечает в том смысле, что настоящему джигиту красный свет – не помеха. А потом машина встает на зеленый свет. Вопрос тот же: «Почему?» А дитя гор отвечает: «А вдруг с той стороны другой джигит едет?» Но к Кабулу середины восьмидесятых это подходит лишь частично. Дело в том, что даже имевшиеся светофоры, как правило, не работали. Может быть, из-за отсутствия электричества, а может быть, афганцы намеренно выводили их из строя, чтобы им было удобнее ездить в «мужественном» стиле. Так что я отважно сел за руль и, не сбавляя скорости, не включая указатели поворотов, а также бешено сигналя, за пятнадцать минут долетел до места.

Чему война совершенно не мешала, так это торговле. Магазины исправно работали: от самых мелких и грязных до бутиков «Гуччи» или «Омега» на центральных улицах. И их почему-то никто не трогал – ни афганцы, ни наши. Вспоминая это в связи с уже более поздними событиями, могу привести пример из нашего недавнего прошлого. Во время чеченских войн, как первой, так и второй, единственным действующим предприятием в Грозном оставался, как говорят, коньячный завод. Весь город лежал в руинах, а он исправно выдавал готовую продукцию, которую вывозили в соседние не менее гордые республики и там разливали по бутылкам.

Главным объектом вывоза из Демократической Республики Афганистан были дубленки. Только ленивый не вывозил эти копеечные по местным ценам одеяния в Союз. Были они отвратительной выделки, воняли совершенно дико, так что их приходилось поливать одеколоном. Обычно удавалось вывезти штук по двадцать этих «шубок», которые упаковывались в тюки, набивались в колонки, укладывались в кофры, где находился аппарат. Самые изобретательные музыкальные коллективы, удостоившиеся чести выступать перед воинами-интернационалистами, специально заказывали ящики для перевозки аппаратуры завышенных габаритов. Какой-нибудь усилитель во время поездки «туда» занимал четверть кофра на донышке, но красовался «оттуда» на самом верху, обложенный со всех сторон дубленками, «чтобы не повредился». Понятное дело, дубленки эти были в основном женскими. Их отмачивали, ароматизировали, перешивали, но все равно, принюхавшись к какой-нибудь симпатичной особе, можно было ощутить запах тухлой баранины или прогорклого сала. И тогда ты с теплом вспоминал пыльный и жаркий Афган, гладил жесткую «шкурку» и говорил: «Наша…»

Читать дальше