Александр Розов - Посткультура и высшая мера гуманитарной самозащиты

Цель постнауки — создание нешгайских семечек, а не почитание метафизического Суперсемечка (Истины с большой буквы «И», вокруг которой экзальтированные ученые пляшут свои храмовые пляски уже лет 300). Плясали бы на здоровье — инженеры и программисты тоже порой ведут себя в ходе работы почище сибирских шаманов. Но инженер (как и шаман) определяет камлание, как средство для прагматичной цели.

Наука, заразившись общекультурным синдромом подмены целей средствами, пытается предлагать обществу метафизику вместо семечек (так «культурная» религия, в отличие от магии, направленной на хозяйственную цель, объявила целью камлание, как таковое).

Постнаука (наука без титулов) полностью равнодушна к суперсемечкам и определяет себя исключительно, как инженерию базовых знаний. Она свободна от глючных представлений о «высокой цели познания» и «моральном долге ученого». Она не скована мистическими табу, которые, в частности, не позволяют «культурной» науке разрабатывать инженерные методы преобразования человеческой расы для расширения материальных возможностей будущих поколений. Как велик потенциал целенаправленной хомоэволюции (или хомоселекции), можно увидеть на примере живых существ, преобразованных наукой и инженерией для тех или иных хозяйственных целей. Игнорирование наукой этого потенциала не просто утрата возможностей. Это — утрата будущего человеческой расы.

Последнее столетие техногенное окружение человека стремительно развивается. Наши устройства уже давно стали сильнее и быстрее нас, а сегодня они уже близки к тому, чтобы в практическом смысле стать умнее нас. В ходе политической и экономической конкуренции, люди вынуждены все чаще поручать компьютерам планирование решений.

Проверять эти планы людям не хватает времени, а скоро не хватит и интеллекта.

По мере приближения технологической сингулярности, придется передать компьютерам принципиальные решения в области развития экономики — от стратегии проектирования и производства до стратегии конкурентной борьбы за рынки сбыта. Динамика инноваций вынудит людей оптимизировать покупки, кредиты, управление личными инвестициями, переквалификацию, смену профессий и мест работы, создание и планирование семьи. Для этого им придется передать свои индивидуальные решения опять-таки, компьютерам. К середине XXI века люди уже не будут решать практически ничего. Как выразился Ежи Лец «автоматизация зайдет так далеко, что люди станут не нужны сами себе».

При очередной оптимизации, глобальная компьютерная сеть обнаружит, что на Земле есть несколько миллиардов устаревших единиц оборудования и ликвидирует их в порядке обычной процедуры оптимизации ресурсов. Человечество тихо перестанет существовать.

Этот сценарий возможен по одной единственной причине: люди, имея колоссальную фору, полученную в ходе биологической эволюции, сначала эту эволюцию остановили, затем обратили ее вспять. Культура стала уничтожать потенциал, создававшийся миллионами лет эфолюции. Стимулируя размножение конформных «культурных» особей и отбраковывая склонных к инициативе и инновациям, цивилизация еще раз получила статистически низкокачественный человеческий материал. Из-за «этического» запрета на хомоселекцию, соперничество сообществ перешло в область селекции (искусственной эволюции) технических средств. Культура «простых неправильных решений» грозит уничтожить очередную человеческую цивилизацию, на этот раз, возможно — последнюю.

Конечно, есть вариант, предлагаемый деятелями традиционной культуры: остановить прогресс и вернуться в «старое доброе прошлое», к лаптям, избе и конной тяге. Это возможно. Правда, 90 процентов населения передохнет от голода и болезней, как это уже происходило при разрушении античной цивилизации. А далекие потомки оставшихся в живых лет этак через тысячу, встанут перед тем же выбором. Эти циклы можно повторять до тех пор, пока очередная глобальная смена климата или шальной астероид не покончит с человечеством, как с одним из неудачных продуктов эволюции. Как с трилобитами, динозаврами, и прочей фауной, ископаемые останки которой можно увидеть в музее.

Альтернатива проста: или человечество вместе с культурой свалится в эволюционную яму, или оно похоронит культуру и перейдет к посткультуре с вертикальным прогрессом. До подхода к технологической сингулярности еще есть немного времени. Современная цивилизация находится вблизи бифуркационной точки. Выбор пока еще за нами.

Поговорим о королях и капусте, идеальном и материальном, ценностях и нигилизме, в общем — о тех гуманитарных феноменах, которые относят к области политики и морали.

Все началось в конце XVIII века во французском парламенте. Справа сидели депутаты от аристократических сословий, консерваторы, сторонники сохранения монархии, слева — депутаты от простонародья, революционеры, сторонники республики. В 1789 г. «левые» депутаты провозгласили себя Национальным собранием, и началась Великая Французская Революция под лозунгами «Liberte, Egalite, Fraternite» (Свобода, Равенство, Братство).

Ненавистный феодальный режим был свергнут, и надо было решить: Свобода чего? Равенство в чем? Братство в каком смысле? Оказалось, что равенство имеет два аспекта, условно называемых «политическим» и «экономическим». В первом случае равенство относится к двум гражданам, во втором — к двум монетам в их карманах.

Если граждане, независимо от имущественного положения имеют равный доступ к общественным благам, (социальное, политическое равенство), то тогда на одну монету бедного приходится больше благ, чем на одну монету богатого.

Если равны монеты, независимо от имущественного положения их владельца (рыночное, экономическое равенство), то у богатого будет больше общественных благ, чем у бедного.

Развитие событий во Франции на рубеже XVIII — XIX веков показало, что при рыночной свободе, права бедных обращаются в ничто. Власть, отнятая у аристократии, перешла к плутократии, а большинство населения стало бесправным. То же повторилось в XX веке в Италии, Испании и Германии, где к власти пришел фашизм. Это консервативная «правая диктатура», реставрирующая, по сути, феодально-абсолютистские порядки.

В начале XX века, Великая Октябрьская Революция в России пошла по другому пути: были уравнены граждане, а рыночная свобода уничтожена. Блага стали распределяться по головам, а не по монетам. Власть перешла в руки тех, кто распределяет (номенклатуры), а большинство населения опять-таки стало бесправным. Та же ситуация сложилась в Китае после II мировой войны. Это революционная «левая диктатура», заменяющая феодальные порядки на другую, не менее репрессивную форму политического произвола.