Виктор Филатов - Власовщина. РОА: белые пятна.

Кстати, в последнее время мне пришлось прочитать кучу книг про Власова, о Власове, изданных за рубежом и у нас. Могу заверить, о нашем национальном герое – полководце сродни Суворову и Кутузову не написано и тысячной доли того, что написано о Власове. Дай бог памяти, кажется, есть одна книга из серии "Жизнь замечательных людей" – и все. Про Власова написаны буквально сотни книг. Почему так? Об этом мы будем ниже говорить подробно.

С 1961 по 1966 год Филипп Голиков еще и член Центральной ревизионной комиссии при ЦК КПСС – опять на страже всяческих великих тайн, связанных с высокими государственными персонами. Кончил Маршал Советского Союза Голиков так: "демократы-шестидесятники", хрущевские выкормыши в годы так называемой "оттепели" начали атаку на него как на бывшего начальника ГРУ, требуя "рассказать", "раскрыть", "ликвидировать "белые пятна" истории"… и т.п. Они, по наводке "забугорных друзей", чуяли, где лежит самое потаенное и самое главное. Однако речь при этом не шла о Власове, а если что-то и предполагалось, то только в плане найти новую чернуху, новую пакость, растоптать и уничтожить, забыть, что был такой генерал Власов – самый невероятный миф всей Второй мировой войны, а может быть, и всегоXX века. Что сделал бывший нач. ГРУ, который знал подноготную не только операции ГРУ с Власовым? Он прикинулся невменяемым, упрятался в очень комфортабельную психушку – и концы в воду.

Войну Власов начал в числе самых первых, она застала его в Киевском особом военном округе, помните популярную во время войны песенку и слова ее:

. А как это было в Москве?

"21 июня 1941 года в десятом часу вечера нас с секретарем Московского комитета партии А. С. Щербаковым вызвали в Кремль, – вспоминает бывший председатель Московского Совета депутатов трудящихся В.П. Пронин. – В приемной мы встретили группу военных работников. Вошли в кабинет: у всех суровые, озабоченные лица. Едва мы присели, как, обращаясь к нам, И.В. Сталин сказал:

"По данным разведки и перебежчиков, немецкие войска намереваются сегодня ночью напасть на наши границы. Видимо, начинается война. Все ли у вас готово в городской противовоздушной обороне? Доложите!"

Волкогоны и сегодня с пеной у рта доказывают, будто Сталин после 22 июня впал "в прострацию" и не показывался на людях две недели, так, мол, он был перепуган и подавлен происшедшим. 21 июня Сталин потребовал доклада о готовности ПВО отразить налет немецкой авиации 22 июня 1941 года на Москву…

"Сообщение о предполагаемом нападении немецких войск для нас не было неожиданностью, – продолжает Пронин. – Мы не раз слышали в ЦК партии о концентрации немецких войск у нашей границы".

Вообще, чтобы понять Власова, надо в чем-то самом главном понять Сталина: Власов, даже находясь, как говорили тогда, в логове врага, в Берлине, пошил себе китель а-ля Сталин и демонстративно носил только его. Как и Сталин, Власов никогда не надевал с началом войны гражданского костюма с галстуком… Кем был Сталин для Власова? В первую очередь однокашником-семинаристом, в этом смысле у них совершенно одинаковая судьба, одинаковое начало, одинаковые истоки веры и духа. Кроме всего прочего, Сталин для Власова, по всей видимости, еще и был предметом для подражания. Имелось и еще нечто существенное – это четкое осознание опасности для Отечества со стороны Запада, особенно с приходом к власти Гитлера. 1933 год – именно в этот год Власов стал разведчиком, человеком ГРУ. Как видел Сталин ту же ситуацию с Германией? Обратимся снова к воспоминаниям Пронина:

"Перед вечером 26 августа 1939 года мне сообщили из правительства, что я должен присутствовать на ужине в честь подписания договора с Германией о ненападении.

Ужин состоялся в небольшой столовой екатерининских покоев. На ужин был приглашен и тогдашний секретарь Президиума Верховного Совета СССР А.Ф. Горкин. Ужин был подчеркнуто малочисленным и скромно сервирован. Войдя в столовую, Риббентроп картинно вскинул руку в фашистском приветствии. Его манеры и сам он представлялся нам нагловатым типом мелкого торговца. Через одну-две минуты из других дверей в столовую вошли Сталин, Молотов и Ворошилов. Молотов пригласил всех к столу. После нескольких минут незначительного разговора поднялся Риббентроп, намереваясь провозгласить тост, как мы поняли, за здоровье Гитлера. Но тут же поднялся Сталин и произнес тост за здоровье советского президента М.И. Калинина. Через некоторое время Молотов произнес тост за заключенный договор с акцентом на твердое соблюдение его обеими сторонами. Риббентропу ничего не оставалось, как только подтвердить свое согласие о твердом соблюдении договора.

Когда после короткого ужина перешли в гостиную пить кофе, мы с Горкиным расположились в сторонке за отдельным столиком. Разговорившись с ним, я услышал, что меня зовет Сталин. Я подошел к нему. Приглашая садиться, он указал мне на стул, стоявший между ним и Риббентропом. Видимо, ему не хотелось сидеть рядом с министром фашистской Германии.

Риббентроп громко разглагольствовал о том, как была оккупирована часть Чехословакии, а Сталин демонстративно беседовал с председателем Моссовета, то есть со мной об укреплении ПРОТИВОВОЗДУШНОЙ ОБОРОНЫ МОСКВЫ. [31] [31] Выделено мною. – В.Ф.

Наконец Риббентроп стал прощаться. Мы с любопытством наблюдали за процедурой прощания. Он подошел к Сталину и вскинул руку в фашистском приветствии. Сталин, несколько помедлив, вдруг отставил левую ногу и присел, как это делают женщины в поклоне, что-то вроде немецкого книксена. Риббентроп оторопел и опустил руку. Сталин, помедлив, все же подал ему руку для прощания.

Едва закрылась за Риббентропом дверь, как Сталин, матерно выругавшись по адресу Риббентропа, обращаясь уже к нам, сказал: "Этой сволочи нельзя верить ни единого дня", то есть фашистской Германии.

…Не было фашистам веры. Знали, что фашистское правительство Германии – смертельный враг нашего государства. Тогдашнее советское правительство помнило:

стержнем всей политики фашистского правительства Германии является "Дранг нах остен" – "Поход на восток", поэтому главным в дипломатии нашей страны – было оттянуть начало войны, выиграть время".

О "Дранг нах остен" лично Сталин знал всегда, по крайней мере с 1924 года, когда в Германии вышла книга Гитлера "Майн кампф" – "Моя борьба", в которой будущий фюрер подробно и детально расписал, как он будет осуществлять этот "Поход на восток" – на СССР, придя к власти. Это было неотвратимо в принципе. Это, выражаясь высоким штилем, было предрешено для него свыше – небом. Именно это и знал точно Сталин. В этом смысле смешно нынче слушать, что Сталин не верил донесениям разведки, в которых говорилось об угрозе надвигающейся войны. Ему это было ясно и без разведданных. Задача для него состояла не в том, чтобы знать о готовящемся нападении Германии на СССР, а в том, как оттянуть нападение Германии на СССР, хотя бы до 1942 года. Сталина совершенно справедливо интересовало не превосходство вермахта в дивизиях и какие у них номера, его жгуче, до бессонницы, заботило, сколько дивизий у нас – в этом направлении он и работал днем и ночью, заставлял других вкалывать так же.