Джон Толкин - Чудовища и критики и другие статьи

Под словом kynde [природа, сущность, род] в оригинале автор, возможно, подразумевал врожденный характер Гавейна; но менее интроспективная трактовка — «люди моего круга», то есть поведение, подобающее членам его ордена (рыцарям), — пожалуй, здесь уместнее.

Вероятно, порядок не так уж и важен (строго его придерживаться вообще невозможно),за исключением того, что про Пояс упоминается в самом конце.

Однако слово это не всегда было настолько сильным, как сейчас, когда, благодаря ассоциации со словами «treason» [измена, государственная измена — совр. англ .] и «traitor» [предатель, изменник — совр. англ .] (изначально они между собою не связаны), употребляется лишь по отношению к действиям особенно низким и наносящим серьезный ущерб.

Разве что сама она повинуется некоему высшему закону, а не себе самой и не «любви».

В переводе моего отца эти строки из поэмы «Перл» звучат так: Grace enow may the man receiveWho sins anew, if he repent;But craving it he must sigh and grieveAnd abide what pains are consequent [Человек, согрешивший вновь, обретет достаточно милости, если раскается; но взыскуя этой милости, он должен вздыхать и горевать и терпеть любую боль] {Ред.}.

Чосер, «Рассказ Сквайра», строки 95–96. [58] На отрывке, из которого заимствованы эти строки, как раз и основано (отчасти) мнение моего отца, прозвучавшее в начале лекции(стр. 73) о том, что Чосер знал поэму «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» {Ред.}.

Процитированные выше в переводе, стр. 88.

Хотя Пояс вполне мог послужить Господним орудием в мире, где такие вещи возможны и законны.

Любопытная деталь, со стороны поэта наверняка неслучайная: пояс, ради которого Гавейн нарушил правила игры и тем самым допустил единственную оплошность в своем безупречном поведении на всех уровнях, на самом деле ему вообще не пригодился, даже успокоения ради.

Что можно воспринимать как прискорбное явление в артурологии в целом. Лично я считаю, что умаление Короля (как sumquat childgered [отчасти мальчишеский] [59] и все такое) на пользу ей не идет.

Я говорю о том, что происходило задолго до всплеска интереса к фольклору других стран. Слова английского языка, такие как «эльф» ( elf ), издавна находились под влиянием французского (из которого заимствованы слова fay ( фея ) и faёrie, fairy ( фаэри, фэйри ); но в более поздние времена, благодаря их использованию в переводах, слова «фэйри» и «эльф» вобрали в себя атмосферу немецких, скандинавских и кельтских преданий, и многие характеристики huldu–fólk, daoine–sithe и tylwyth teg [7].

О вероятности того, что ирландский Хи Бресал повлиял на название Бразилии см. Нансен, «В северных туманах», ii, 223–230.

Их влияние Англией не ограничилось. Немецкое слово Elf, Elfe , по всей видимости, заимствовано из «Сна в летнюю ночь» в переводе Виланда (1764) [11].

«Confessio Amantis», стих 7065 и далее.

За исключением особых случаев, таких, как сборники валлийских или гэльских преданий. В таковых истории про «Прекрасное Семейство» или народ ши порою выделяются в особую группу «сказок про фэйри» в отличие от «народных сказок», повествующих об иных чудесах. В этом значении «волшебные сказки» либо «волшебный фольклор» — это обычно короткие рассказы о появлениях «фэйри» либо об их вмешательстве в дела людей. Но это различие — лишь следствие перевода.

И это тоже чистая правда, даже если эльфы — лишь создания человеческого разума, «правда» как способ отражения одного из представлений Человека об Истине.

См. ниже, стр. 142–143.

«Беовульф», 111–112.

См. Примечание А в конце (стр. 157).

«Глостерский портняжка», пожалуй, ближе всех прочих. «Миссис Тигги–мигл» тоже оказалась бы не дальше, если бы не намек на объяснение через сон. К сказкам о животных я также отнес бы «Ветер в ивах».

Таковы, например, «Бессердечный великан» в «Скандинавских народных сказках» Дейзента [32]; или «Русалочка» в «Народных сказках западных нагорий» Кэмпбелла (№ iv, ср. также № i) [33]; или менее к ним близкий «Die Kristallkugel» [34] у братьев Гримм.

Бадж [37], «Египетские тексты для чтения», стр. xxi.

См. Кэмпбелл, там же., т. i.

«Скандинавские народные сказки», стр. xviii.

За исключением разве что особенно благоприятных случаев; либо отдельных эпизодических подробностей. В самом деле, куда проще распутать одну–единственную нить — эпизод, имя, мотив — нежели проследить историю целой картины , определяемой множеством нитей. Ведь вместе с картиной в гобелен вплетается новый элемент: картина — это нечто более великое, нежели сумма составляющих ее нитей, и через таковые не объясняется. Здесь–то и заключен врожденный недостаток аналитического (или «научного») метода: посредством него выясняется многое касательно элементов повествования, но мало или вообще ничего касательно их влияния на отдельно взятую историю.

Например, Кристофер Доусон [45] в книге «Прогресс и религия».

Это подкрепляется более тщательным и чутким изучением «первобытных» народов, т. е. народов, что по сей день живут в унаследованном язычестве и не являются, как мы говорим, цивилизованными. Поверхностный обзор выявляет лишь наиболее фантастические из их сказок, исследование более углубленное выявляет космологические мифы; но лишь терпение и знание народа «изнутри» обнаруживают философию и религию: истинное поклонение, где «боги» совсем не обязательно выступают воплощением чего бы то ни было, а если и выступают, то с переменным успехом (что зачастую зависит от решения самого индивидуума).

А избавлять не надо бы — разве что всю сказку отложить на потом, когда дети окрепнут настолько, чтобы суметь ее переварить.

См. Примечание B в конце (стр. 157).

В том, что касается сказок и прочего детского фольклора, срабатывает еще вот какой фактор. Зажиточные семьи нанимали для своих детей нянь, и те рассказывали детям сказки, отчасти близкие к деревенскому и традиционному фольклору, позабытому их «господами». Этот источник давным–давно пересох, в Англии, во всяком случае; но некогда он играл немаловажную роль. Но опять–таки, это отнюдь не доказывает, что дети — наиболее подходящая аудитория для восприятия этого исчезающего «фольклора». Няням с тем же успехом (или даже с большим) можно было бы поручить выбирать картины и мебель.