Дмитрий Калюжный - Дело и Слово. История России с точки зрения теории эволюции

В погоне за материальными благами западная цивилизация проскакивает точку бифуркации, за которой просматривается кое-что неприятное – вырубленные леса, истощённые почвы, грязные реки, остановившиеся автомобили, противогазы в быту… Собственно говоря, дорога к этой точке началась давно, вскоре после Маркса. Но тогда исчерпаемость ресурсов была ещё непредсказуемой. А теперь конец энергетических ресурсов не только очевиден и неизбежен, он катастрофически близок, а с ним становится неизбежным вымирание человечества. Конечно, когда это случится, умрёт и рынок, но пока он естественно стремится выживать (под названием глобализации) вопреки интересам человечества и своего будущего.

Приведём обширную цитату из А.С. Панарина; этот автор со свойственной ему проницательностью прекрасно описал, как рыночная структура подавляет все остальные:

«Вслед за неоконсервативной волной и победой в «холодной войне» она (западная цивилизация) сделала выбор в пользу потребительского общества, несмотря на все предостережения алармистов – специалистов по глобальным проблемам. За этим выбором стояли интересы истэблишмента – экономической, политической и идеологической элиты Запада, научившейся с пользой для себя эксплуатировать потребительские ожидания масс, прометееву гордыню западного человека – покорителя мира и ставшую массовой утопию модерна. Даже западная церковь – не только протестантская, но и католическая – оказалась не в силах противостоять соблазну потребительской утопии и предпочла к ней приспосабливаться. И как только в лице победивших неоконсерваторов Запад сделал выбор в пользу ценностей классического модерна, он предстаёт перед миром в той ипостаси, которую надлежит закамуфлировать для «простаков», к которым сегодня принадлежит большинство человечества.

Условия игры ясны: Запад желает оставаться потребительским обществом, максимизирующим свои потребности, несмотря на тот несомненный факт, что этот путь не может стать общечеловеческой перспективой ввиду ограниченности ресурсов и угрожающей экологической перегрузки планеты. В таких условиях наш дискурс о прогрессе меняет свои основания: он становится дискурсом о судьбе избранного меньшинства, устраивающего свои дела за спиной и за счёт большинства. Если ресурсы и территории ограничены, то следует, по мнению адептов открытого общества, объявить конкурс на право их использовать. Предшествующий проект модерна, связанный с индустриальным обществом, предполагал, что все народы рано или поздно пойдут по одному и тому же пути, осуществят индустриализацию, урбанизацию и интеллектуализацию через массовую систему просвещения. Теперь выдвигается принципиально другой императив: в условиях жёсткого дефицита ресурсов право на индустриализацию, урбанизацию и интеллектуализацию имеют уже не все народы, а лишь те, которые окажутся победителями конкурса на эффективность, рентабельность, экологичность.

Другие народы, которые не могут использовать ресурсы собственной территории с максимально возможной эффективностью, теряют право иметь собственную перерабатывающую промышленность, собственные проекты роста и должны передоверить это право лидерам. Глобальное открытое общество, собственно, не означает сегодня ничего иного, кроме запрета уходить от открытого конкурса и использовать государственный суверенитет и границы для обеспечения преференций населению собственной страны. Такие преференции современный западный либерализм считает не просто «неспортивным» поведением, но прямо-таки преступным укрывательством природных богатств от тех, кто только и может действительно эффективно ими распорядиться.

Как только мы поймём это, нам откроются все странности и парадоксы постсоветского реформаторства и его импортированной с Запада идеологии».

Можно резюмировать, что сегодня в производстве (а не только в сфере финансов) создаётся то, что называют «пирамидой», и новички, вступающие в неё, оплачивают затраты тех, кто уже втянут в игру. Всегда считалось, что снижение цен – на благо человека. Теперь мы слышим, что снижение цен (на бензин, на автомобили) во вред экономике. Итак, то, что на благо человеку – вредит экономике. И наоборот. Ясно, что интересы рынка давно разошлись с интересами людей.

А самое печальное, что финансово-рыночная структура вовсю разрушает культуру народов, снижает их выживаемость, устраняет этику.

Для нашей современной действительности характерен разговор с бакалаврами Антоном и Анной, учащимися Государственного университета – Высшей школы экономики (ГУ–ВШЭ), приведённый в статье Александра Минкина «Молодые людоеды («Московский комсомолец». 30 ноября 2001 год):

«МИНКИН. Вы сказали: если сократятся люди, зарплата вырастет. Зарплата возникает из производства. Нефтяные скважины, газ… Если умирают историки, лингвисты, то производство не уменьшается.

АНТОН. Совершенно верно. А умрут в первую очередь именно они. Вот мы и видим вымирание учителей, вымирание военных.

МИНКИН. Значит, должны остаться только те, которые бурят скважины?

АНТОН. Естественно… У нас социальные выплаты достаточно большие. Если мы их сократим, что у нас произойдет?

МИНКИН, Если перемрут историки и пенсионеры…

АНТОН. Мы на них не будем деньги тратить. Это плохо, но сейчас у общества не хватает денег на развитие… Мне не интересен человек, который занимается наукой ради науки. Мне интересен человек, который занимается наукой, чтобы получить большие деньги…

МИНКИН. А тот учёный, который расшифровывает клинопись Урарту, он должен умереть?

АНТОН. А он прибыль какую-нибудь приносит?

МИНКИН. …должен умереть?

АНТОН. Что поделаешь.

МИНКИН. В жизни есть ценности кроме экономики.

АННА. Все эти ценности хороши в сытом обществе.

МИНКИН. Вы говорите примерно следующее: вот сейчас существует Россия, 145 миллионов жителей, 70 – должны умереть, потому что они балласт.

АНТОН. Да. Они не нужны обществу…»

«Общество не нужно обществу», – вот что говорят, если вдуматься, будущие командиры созданного обществом хозяйства.

В ответ на эту публикацию Григорий Явлинский написал:

«Власть и политика [13]в целом у нас находятся вообще вне моральных координат. Так называемый прагматизм в российском исполнении – цинизм – яд для общества. Отравленное общество не чувствует даже собственной боли. Это тупик.

В 2001 году впервые, наверное, за полвека в армию призвали ребят, которые не умеют читать и писать. Вот один из результатов десятилетия реформ. Другой результат – такие «образованные» люди, как Антон.

Снобы из «вышки» (ГУ–ВШЭ. – Авт. ) умеют читать и писать, но, видимо, только то, что «приносит дивиденды». Они думают, что знают, как выжить в новых условиях. Но те, в армии, тоже знают и ещё подучатся. И когда вернутся, могут объявить лишними разных там «бакалавров», как сегодня бакалавры объявляют лишними специалистов по истории Урарту».