Фредерик Поттешер - Знаменитые судебные процессы

Что было дальше, уже известно. Тамплиеры, которых, разумеется, обо всем предупредили, не вняли предупреждению. Сказалась ли тут их безмерная гордыня или же, в сознании своей правоты, они рассчитывали па заступничество папы?

Так или иначе, но в пятницу 13 октября, успел укрыть свои архивы в надежном месте, [25] Так как в орденском замке в Париже не было захвачено никаких документов, то можно предположить, что сановники ордена спрятали их в безопасном месте. воины-монахи без всякого сопротивления следуют за королевскими прево и бальи. Устав ордена гласит: тамплиерам запрещается применять оружие против христиан. Этому уставу они останутся верны до конца вопреки всему.

Процесс, который начнется 13 октября 1307 года, будет самым длинным и самым таинственным процессом, какой только можно себе представить. Он продлится семь лет и так и не позволит с уверенностью ответить на вопрос: виновны или невиновны были тамплиеры?

Четырнадцатого октября 1307 года в Париже идет мелкий леденящий дождик. Островерхие дома на берегах Сены, тесно прижатые друг к другу, тонут в серой дымке. Над рекой виднеются высокая кровля собора Парижской богоматери и зубчатые башни королевского дворца, указывая лодочникам путь к острову Сите. На правом берегу, далеко за городской стеной, под защитой собственных укреплений, возвышаясь над крышами и колокольнями, огромный донжон орденского замка выставил свои башенки, усеянные бойницами.

Но в это субботнее утро вокруг замка не видно широких белых плащей рыцарей-храмовников и черных плащей сержантов. Вместо них ходят дозором королевские солдаты, обмениваясь солеными шуточками с собравшейся под стенами толпой.

Накануне ранним утром в «верховный» орденский замок ворвался хорошо вооруженный отряд, которым командовал сам канцлер королевства Гийом де Ногаре. Находившиеся в замке сто сорок тамплиеров не оказали никакого сопротивления и были заключены в их же собственную тюрьму. Среди них был и великий магистр Жак де Моле.

После этого под стенами орденского замка разыгралось разнузданное языческое празднество, напоминающее праздник шутов в рождественскую ночь, когда после мессы толпа мужчин и женщин всех сословии врывается в собор и предается там блуду и пьянству. Именно так случилось и вчера: как только разнесся слух, что вооруженный отряд проник в резиденцию ордена, парижане бросились в замок, чтобы принять участие в кощунстве. Людям хотелось отомстить тамплиерам за их суровость и спесь. Толпа пускалась в погоню за теми, кто пытался бежать, ловила их, избивала и жалких, истерзанных вручала королевским прево. Из погребов выкатили бочки, и кино полилось рекой. Кухни были разграблены. Всю ночь народ пировал на улицах при свете факелов, И на следующее утро, несмотря на дождь, люди теснились вокруг костров, разведенных под открытым небом. Пьяницы храпели на голой земле. Публичные девки, надев белые рыцарские плащи, отплясывали непристойные танцы, а увешанные серьгами цыганки били в тамбурины. Б огонь летели вязанки хвороста. Женщины несли котелки с горячим вином и разливали его в подставленные кружки, а вокруг бесновался пляшущий хоровод.

Крики и смех были слышны в самом сердце замка, в подземельях большой башни, по туда они доносились приглушенно, неясно. Сержантов и братьев-служителей согнали в большую сводчатую залу. А сановников и рыцарей разместили в одиночные камерах. Со вчерашнего утра они не получали пищи. Никто не пришел к ним. Никто не объяснил причин внезапного ареста и незаконного заключения. Время от времени они слышали шаги в переходах, звон оружия, скрип замка, порой вдалеке — голос одного из братьев, горячо спорящего с теми, кто его уводил, И снова наступала тишина, нарушаемая лишь далеким гомоном праздника да глухими ударами колокола, отсчитывающего часы.

Ангреган де Мильи прохаживается по камере, плотнее запахивается в свой зимний плащ. Это длинная белая накидка, подбитая мехом и украшенная на груди лапчатым крестом. Он все-таки успел надеть ее вчера утром, когда королевские солдаты ворвались в дормиторий. А тех братьев, которые спали ближе к дверям, вытащили из постелей в исподнем. И в таком срамном виде их вытолкали во двор, А потом бросили в темницу без всяких объяснений, как простых холопов. Де Мильи в бешенстве сжимает кулаки. С тех пор как двадцать лет назад он стал рыцарем-храмовником, его ни разу так не оскорбляли. Даже сарацины, захватившие его в плен в Акре, относились к нему с большим уважением. Зря он тогда бежал из плена. Лучше было умереть с остальными смертью мученика, чем теперь видеть, как люди короля французского обращаются с тобой словно с разбойником. Вдруг слышится скрип ключа в замке. Дверь открывается. Два солдата и сержант знаком велят ему следовать за ними.

— Объясните вы мне наконец, в чем дело? — гневно восклицает Ангеран де Мильи.

Стражники исподлобья глядят на пего пустыми глазами и молчат. Нет, из этой солдатни слова не вытянешь. Рыцарь пожимает плечами и твердым шагом направляется к выходу.

Высокий, широкоплечий, с коротко остриженными волосами, он кажется воплощением силы и сдерживаемого гнева. Солдаты предусмотрительно держатся на расстоянии, выставив копья вперед. Вот шествие пересекает двор, отделяющий донжон от резиденции великого приора. Направо—конюший. Возле них широко распахнутые ворота, Ангеран де Мильи замедляет шаг. Он без труда мог бы обезоружить стражу. Его лошадь здесь, совсем рядом. Может быть, это она сейчас храпит и бьет копытами в стойле. Лишь несколько десятков метров отделяют его от свободы. Мышцы напрягаются, по лицу пробегает судорога. Он уже готов обернуться и выхватить копье у ближайшего солдата, как вдруг ужасный, нечеловеческий крик пригвождает его к месту. Этот предсмертный вопль, который доносился со стороны церкви, из крипты, перешел в жуткий стон, потом оборвался, сменившись долгим, бесконечно долгим хрипением… Ангеран де Мильи чувствует, как на его бороду скатываются крупные капли пота. Он все понял. И впервые в жизни его охватывает страх. Ноги делаются ватными, по всему телу разливается странная слабость. Когда сержант велит ему идти вперед, он должен сделать над собой сверхъестественное усилие, чтобы не пошатнуться; перед дверью крипты ждут другие братья, мертвенно-бледные, с Искаженными лицами, расширенными от ужаса глазами.

— Брат Ангеран де Мильи, подойдите ближе и не бойтесь, мы собрались здесь, чтобы выслушать вас во имя божье.

Человек, обратившийся к рыцарю с этими словами, невелик ростом. Его круглое, жирное лицо утопает в откинутом капюшоне грубого сукна. Это монах-доминиканец.

— Готовы ли вы ответить на наши вопросы и клянетесь ли говорить правду без какого-либо принуждения?