Фредерик Поттешер - Знаменитые судебные процессы

— Возлюбленный брат, вас ждут…

Гюг де Пейро вздрагивает. В проеме двери между двумя вооруженными сержантами стоит монах-инквизитор. Досмотрщик Франции, задремавший на молитвенной скамье у окна, сразу вскакивает, сердце у него бешено бьется.

«Нет, мне не солгали, — думает он, — пытки продолжаются. Король хочет убить нас, чтобы папа не смог нас услышать». Пейро вытирает влажные ладони о плащ и оглядывается, ища глазами что-нибудь такое, что можно было бы взять с собой, что охраняло бы его. Но у него больше ничего нет. Ни распятия, ни образков, ни четок. Как и у других братьев, у него все забрали. Moнax знаком велит ему идти первым. На ступеньках винтовой лестницы скользко. Тамплиер шатается, держится за стену, едва не шагнул мимо ступеньки, но сохранил равновесие, на минуту остановился — так дрожат у него ноги, затем, чуть не скатываясь, пошел дальше, неловкий и жалкий. У подножия лестницы ждет кузнец-тамплиер — подковав лошадей, он возвращается в свою камеру. При виде исхудалого, шатающегося старца кузнец бросается ему навстречу и помогает одолеть последние ступеньки.

— Возлюбленный брат, не вы ли рыцарь Гюг де Пейро?

— Да, это я.

Кузнец удивленно смотрит на бывшего досмотрщика. Он с трудом узнал того, кто был самым почитаемым и влиятельным сановником ордена. Вдруг он всовывает ему в руку кусочек воска.

— Возьмите эту табличку. Она от нашего магистра. Когда прочитаете, передайте другому рыцарю.

Кузнец уже исчез. Монах и сержанты ничего не заметили и ведут Гюга де Пейро через главный двор к резиденции великого приора. Окна комнат, где прежде помещались сановники, освещены. Входная дверь широка распахнута. В коридорах бегают слуги с кувшинчиками вина, славно пахнет жареным мясом. Звук шагов заглушают пушистые восточные ковры. Степы увешаны шпалерами нежных цветов. На резных балках потолка играют отблески сотен свечей. Старый тамплиер глядит как зачарованный: в этой обстановке он прожил долгие годы, но сейчас ему кажется, что он попал в какой-то другой мир. Непонятно, почему он здесь. Только бы не угодить в новую западню. Голова слегка кружится. Мысли заняты табличкой, которую ему только что передали. Хотелось бы остаться одному и прочитать ее. Но зачем его вытащили из камеры? Зачем привели сюда? Все так запутано. Почва уходит из-под ног. Волнение слишком сильно, ему нужна передышка. Необходима…

И вдруг он вспомнил. Там, в конце коридора, есть маленькая молельня со статуей богоматери. Пресвятая дева защитит его. «Мария, звезда морей…» Так молятся тамплиеры, попав в беду. Гюг де Пейро ощущает прилив бодрости. Он говорит доминиканцу:

— Скажите же, наконец, с кем я должен встретиться?

— Вы узнаете это через несколько минут, возлюбленный брат мой. Вам придется подождать.

— Если так, я хотел бы собраться с мыслями в моей молельне, это здесь, рядом.

Монах не видит к тому никаких препятствий. Он первым заходит в маленькую молельню, проверяет, нет ли из нее другого выхода. Затем удаляется, оставив тамплиера одного.

Гюг де Пейро сразу же подходит к канделябру и принимается читать надпись на восковой табличке; «Знайте, что всем вам предстоит увидеться с кардиналами, посланцами папы. Откажитесь от своих показаний, как это сделал я и как сделают остальные братья».

На воске печать Жака де Моле. Значит, письмо действительно написано великим магистром. Бывший досмотрщик Франции несколько минут остается в задумчивости, потом падает на колени, закрыв лицо руками.

На столе — княжеский обед. Обилие дичи, всевозможные паштеты, серебряные кубки и кувшинчики с вином.

Однако пирующих всего трое, в они так увлеченно беседуют, что забытое ими жаркое остывает. Двое из них, сидящие спиной к камину, где трещат поленья, одеты в кардинальский пурпур, а тяжелые подбородки и кирпично-красный цвет лиц обличают в них любителей доброго бургундского. Это папские легаты Беранжер Фредоль и Этьен де Сюизи. Третий — Гюг де Пейро: кардиналам пришла несколько странная мысль вывести его из тюрьмы и пригласить на обед.

— Мы ни в чем не виноваты! Все наши признания сделаны под диктовку инквизиторов! Обращаться так с рыцарями — недостойно…

Бывший досмотрщик Франции говорил горячо и страстно. Сейчас он защищал свои орден перед эти-ми кардиналами с таким же красноречием, с каким прежде был вынужден чернить его перед палачами. Но слова его произвели на папских легатов гораздо менее сильное впечатление, чем зрелище, которое он собой являл. Щеки ввалились, па скулах от вина выступили красные пятна, глаза лихорадочно блестели, он возбужденно размахивал исхудалыми руками, путаясь, в мятом грязном плаще.

— Спасите нас, монсеньоры! Спасите нас от короля Франции, алчущего нашей гибели! Верните нам права и имущество! Мы используем их во благо, как делали всегда, и покаемся во всех наших прегрешениях, во всем, в чем мы виновны перед вами…

Услышав эти мольбы от человека, некогда столь гордого, кардиналы были потрясены больше, чем хотели бы признаться. Они затаили гнев на Филиппа Красивого, сломившего страхом этот орден, чье мужество давно стало легендой.

На следующий день они выслушали Жака де Моле и его рыцарей, собравшихся в орденской церкви. Все громогласно заявили о своей невиновности, впервые за четыре месяца решившись смело взглянуть в лицо инквизиторам и палачам. Папские легаты допросили также многих свидетелей, королевских сержантов и солдат, помогавших палачам.

Доклад кардиналов ужасал; из него явствовало, что тридцать тамплиеров умерло под пыткой, что все признания были вырваны у обвиняемых жесточайшим насилием и что поведение инквизиторов недостойно духовных лиц.

Потрясенный свидетельством тамплиеров и докладом своих легатов, папа в начале февраля 1308 года принимает решение лишить инквизицию полномочий, объявить недействительной всю следственную процедуру против тамплиеров и забрать дело в свои руки. Рыцари ликуют. Им кажется, что они спасены. Из всех тюрем к небу уже возносится благодарственная молитва: «Мария, звезда морей, приведи нас в спасительную гавань!..»

Двадцатого августа 1308 года возле башни Кудре в Шинонской крепости удвоен караул, а все входы в крепость строго охраняются. Королевские солдаты протыкают копьями сено, доставленное крестьянами. Потом волы неспешно везут телеги через двор и становятся в ряд у амбара, со стороны донжона, а вокруг разносится запах свежескошенного сена.

Гюг де Пейро подходит к единственной бойнице. Через которую в его камеру проникает свет, и пытается разглядеть, что происходит снаружи. Но отверстие бойницы наполовину заложено кирпичами, и ему виден лишь кусочек голубого неба да высокие тополя, качающиеся на ветру.