Фредерик Поттешер - Знаменитые судебные процессы

— Они умрут достойно!

А ведь Бори и его друзьям достаточно было бы сказать лишь слово. Как раз в это время их, возможно, допрашивали в тюрьме Консьержери, убеждали сделать последние признания. Одно слово, имена двух-трех руководителей — и расследование начнется заново, казнь будет отложена, и, конечно же, будет помилование.

Распространяются самые невероятные слухи. Люди хотят верить в чудо. Еще не все потеряно… Поговаривают, будто друзья четырех сержантов — члены общества карбонариев тайно присутствуют везде… на пути следования, у эшафота. Вооруженные сообщники осужденных появятся тогда, когда их меньше всего будут ждать, и спасут приговоренных. Шестнадцать часов 45 минут. Люди не теряют надежды даже тогда, когда по толпе волнами прокатывается;

— Вот они!..

Да, действительно, они уже здесь, в кольце вооруженных солдат; их везут в четырех повозках, которые с грохотом едут по мостовой. На каждой из повозок четыре сиденья: два для конвойных, одно — для помощника палача и одно — для приговоренного. Напрасно люди ищут глазами сутану священника. Осужденные отказались от утешения церковников.

В полной тишине, воцарившейся на площади, слышен лишь стук деревянных колес. Нет ничего более страшного, чем молчание толпы. Один за другим Бори, Помье, Губен и Pay проходят среди людского моря. Они похожи на молодых пажей. В соответствии с правилами казни их белые рубашки вырезаны у ворота, волосы коротко острижены, чтобы ничто не мешало ножу гильотины при его падении.

Если чудо должно совершиться, то только сейчас. Именно сейчас откуда-то из сгущающихся сумерек должны появиться спасители и вырвать осужденных из лап смерти.

Но так же, как не было помилования, не будет и чуда. Четыре повозки останавливаются у подножия помоста с гильотиной. Палач Сансон, внук Шарль-Анри Сансона, казнившего Людовика XVI, Дантона и Робеспьера, подает знак.

Порядок казни установлен судом: от наименее виновного к наиболее виновному. Как будто это имеет какое-то значение. Pay должен подняться на помост первым. Руки его связаны за спиной. Он прощается о друзьями, а потом выкрикивает: — Да здравствует свобода!

Он смело идет на эшафот, до конца сохраняя верность клятве карбонариев, требующей хранить молчание даже перед лицом смерти. В эту ночь руководители карбонариев смогут уснуть спокойно: их имена уже никто не назовет.

Настает очередь Шарль-Рауля Губена, потом Жан-Жозефа Помье. Они тоже прощаются с товарищами и тоже кричат!

- Да здравствует свобода!

Теперь перед лицом смерти должен предстать человек, который был душой этого заговора, Жан-Франсуа Бори. Не проявляя ни малейших признаков малодушия, он выдержал кошмарное зрелище казни своих друзей. Ему не с кем проститься перед смертью. Он один. Один среди бесчисленной толпы, среди людей, которые уже не сдерживают слез. Его последние слова:

— Помните, сегодня проливают кровь ваших братьев…

Семнадцать часов. Все кончено. Четырех сержантов из Ла-Рошели казнили. Но они живут в памяти народа, который создал о них легенду.

— Господа, со вчерашнего дня наша страна в глубоком трауре. От руки негодяя в Марселе погибли король дружественной страны и наш министр иностранных дел. В знак скорби предлагаю отложить заседание.

Это заявление председателя суда Пейра словно холодной водой окатило публику, которая до отказа набилась в зал парижского суда присяжных. Да, действительно, вчера, 9 октября 1934 года, хорватские усташи убили короля Югославии Александра I и встречавшего его Луи Барту. Действительно, 10 октября объявлено днем национального траура. Все это так, но в зал суда пришли не для того, чтобы оплакивать короля, сюда явились поглазеть на девятнадцатилетнюю преступницу Виолетту Нозьер, обвиненную в убийстве отца и покушении на убийство матери. Разочарованные таким оборотом люди толпятся в коридорах Дворца правосудия, и каждый утешает себя, что, в конце концов, столь неожиданная отмена судебного заседания придает событию некую торжественность. Этот день, несомненно, войдет в историю.

Он вошел бы в историю так или иначе. Еще ни разу со времен процесса над Ландрю публика не ожидала с таким нетерпением начала судебного разбирательства. Вот уже год дело юной отцеубийцы щекочет нервы обывателям: девушка прехорошенькая, мотивы же, побудившие ее совершить преступление, не ясны.

Когда она решила отравить родителей, ей было восемнадцать лет.

Ее отец Батист Нозьер работает машинистом локомотива. Его репутация настолько безупречна, что ему доверена честь водить поезд самого президента республики. Семейство Нозьер живет на улице Мадагаскар, неподалеку от Лионского вокзала. Виолетта — единственная дочь. К сожалению, единственная. Во всяком случае, она — предмет безграничного обожания родителей, которые буквально молятся на нее и во всем слепо ей доверяют.

Но она задыхается под бременем этой родительской любви, в которой, впрочем, пет ничего необычного, В 1931 году, когда Виолетте исполнилось шестнадцать, у нее появился первый любовник. Поступив осенью 1932 года в лицей Фенелоп, она не знает удержу и меняет мужчин одного за другим.

Отныне Виолетта проводит почти все свое свободное время в Латинском квартале с его кафе, его томительными послеполуденными часами, его искушениями. Карманные деньги у нее есть. Но их мало, чтобы «держать марку», быть на высоте того положения, на которое она сама себя вознесла. Ведь жизнь Виолетты придумана от начала до конца; своим друзьям она говорит, что отец у нее инженер, а мать работает у знаменитого модельера Пакена; сама же она манекенщица.

Чтобы раздобыть денег, она изредка пересекает Сену и фланирует по Большим бульварам в ожидании, когда к ней с определенными предложениями обратятся щедрые господа. Эпизодическая проституция приносит доход, но в конце концов награждает сифилисом.

Как признаться родителям, уверенным в невинности дочери? Виолетта уговаривает лечащего врача доктора Дерона выдать ей справку о том, что она девственница. А значит, ее болезнь носит наследственный характер. Родители верят ей. Они всегда верят Виолетте.

Как-то о мартовский Beчep 1933 года Виолетта приносит, якобы «от врача», лекарство, которое они должны принять, чтобы избежать заражения. Супруги Нозьер без тени сомнения глотают громадные дозы веронала, сильнейшего барбитурата, который удалось раздобыть их дочери. Дозы огромны, но недостаточны… Первая попытка отравления неудачна. Наверное, на этом все бы и кончилось, если бы в 1июне 1933 года Виолетта пи встретилась со студентом факультета права двадцатилетним Жаном Дабеном, который подрабатывает продажей газеты «Аксьон Франсэз» на бульваре Сен-Мишель. Пришла настоящая любовь. Как только выдается свободная минутка, молодые люди запираются в одном из номеров отеля на улице Виктор-Кузен.