Сергей Романовский - От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

В «Метели» Есенина, написанной в 1924 г., есть строки:

Всё точно. За то, по большому счету, и жизнь отдал.

А как же «До свиданья, друг мой, до свиданья»? Именно так, как в только что приведенных строках. Поэты всегда знают , что будет. Еще в поезде «Москва – Ленинград» во время бессонной ночи ему пришли эти строки. Под рукой ничего пишущего не оказалось, и он (что делал и ранее в схожих ситуациях, о чем вспоминала, к примеру, Н. Табидзе), наколов палец, спичкой нацарапал стихотворение, оказавшееся прощальным.

Было, наверное, так. Поэта убивать его гости не собирались. Все вышло неожиданно. Потому и такой погром в номере. Есенин был взвинчен до крайности и мог наговорить чего угодно. В него могли запустить чем-то тяжелым (вспомним об отчетливой вмятине во лбу) и этот удар оказался смертельным. «Гости», перепугавшись до смерти, уже собрались бежать, но… обнаружили в нагрудном кармане пиджака поэта то стихотворение. Оно и подсказало им инсценировку самоубийства, но и ее сделали крайне неумело.

Первые не казенные, но человеческие слова о смерти Есенина высказал 30 декабря 1925 г. в «Красной газете» Борис Лавренёв в статье «Казненный дегенератами». О ней предпочитали молчать более 60 лет:

«Есенин был захвачен в прочную мертвую петлю. Никогда не бывший имажинистом, чуждый дегенеративным извергам, он был объявлен вождем школы, родившейся на пороге лупанария и кабака, и на его спасительном плоту всплыли литературные шантажисты, которые не брезговали ничем… Дегенеративные от рождения, нося в себе духовный сифилис, тление городских притонов, они оказались более выносливыми и благополучно существуют до сих пор, а Есенина сегодня уже нет… Я знаю, что перед этой раскрытой могилой будет сказано много сладких слов и будут писаться “дружеские” воспоминания. Я их писать не буду. Мы разошлись с Сергеем в 18 году – слишком разно легли наши дороги. Но я любил этого казненного дегенератами мальчика искренно и болезненно… И мой нравственный долг предписывает мне сказать раз в жизни обнаженную правду и назвать палачей и убийц – палачами и убийцами, черная кровь которых не смоет кровяного пятна на рубашке замученного поэта».

Тут же возопил А. Мариенгоф, посчитав, что один из тех, кого имел в виду Б. Лавренёв, – он * * Уже вскоре смерть Есенина станет для его бывшего друга весьма прибыльным бизнесом. Он разъезжал по стране и рассказывал – какие они были неразлучные друзья и как он, безгрешный Мариенгоф, пытался вытащить гибнущего поэта (не без дарования, что уж тут) из пьянства и вечных скандалов. . Написал жалобу на Лавренёва в Союз писателей, членами которого были в основном «попутчи-ки». Лавренёв, конечно, ему ответил:

«Анатолию Мариенгофу.

Я очень обрадован, что на Вас немедленно загорелась шапка и что самым фактом составленного письма и своей подписью на нем Вы расписались в получении пощечины…» И далее о его творчестве: «Мое мнение о них (сочинениях Мариенгофа. – С.Р. ) может не сходиться с другими мнениями и Союз не правительственная партия, имеющая единую литературную и общественную идеологию. Я же считаю себя в полном праве считать Ваше творчество бездарной дегенератской гнилью и никакой союз не может подписать мне изменить мое мнение о Вас… В Вашем праве путем печати доказать, что не Вы… а я создал вокруг Есенина ту обстановку скандала, спекуляции и апашества, которая привела Сергея к гибели…»

Б. Лавренёв был не одинок в своем мнении. Столь же резко написал об окружении поэта и драматург В. Киршон. По его мнению, основная цель окружавшей Есенина литературной бездари – его именем «напомнить о своем существовании».

И еще один интересный факт. 4 января 1926 г. в Московском Камерном театре состоялся один из первых, как бы мы сказали сегодня, несанкционированных вечеров памяти Есенина. Обстановку в зале собравшаяся интеллигенция накалила до предела, требовали немедленного удаления из зала убийц Н. Гумилева и Есенина. «Наверху», само собой, тут же учли этот недочет и приняли постановление, запрещающее впредь проводить прилюдные вечера памяти Есенина.

«Мы потеряли великого русского поэта», – написал 7 февраля 1926 г. М. Горький. Открытое письмо Троцкого «Памяти Сергея Есенина», напечатанное в газете «Известия» 20 января 1926 г., Горький считал лучшим, что до сих пор «написано о нем».

Н. Бухарин 12 января 1927 г. в «Правде» впервые печатает откровенно злобную, несправедливую в отношении поэзии Есенина статью под названием «Злые заметки». Творчество поэта он обозвал «шовинистическим», а большую часть его стихов «пьяно рыдающими». Цель его проста: своей статьей он намеревался дать «хоро-шенький залп» по Есенину. В этой статье он запустил во всенародный оборот гнусное словцо «есенинщина» (С. Эйзенштейн чутким ухом художника уловил социальный заказ и тут же бросился снимать разоблачающий «есенинщину» фильм) * * У Есенина, надо сказать, было много завистников. Они не скрывали своей радости, узнав о его смерти. На многие годы, задвинув собою тень Есенина, они стали наперегонки клеветать, глумиться, ёрничать. Их «воспоминания» преследовали лишь одну цель – угодить власти поношением «есенинщины», а заодно и свое «творчество» продемонстрировать. Лишь один пример: А. Крученых не пожалел своих трудовых накоплений, чтобы издать на них мгновенно состряпанные и крайне злобные брошюры «Черная тайна Есенина», «Лики Есенина от херувима до хулигана», «На борьбу с хулиганством в литературе», «Н. Бухарин против Есенина». Но все это было откровенной чернухой и именно так воспринималось большинством читателей. Никакого значения знавшие творчество Есенина пасквилям А. Крученых не придавали. Куда более гнусной клеветой на поэта стал «Роман без вранья» А. Мариенгофа, где все его страницы – рядящееся под правду откровенное враньё неудачливого завистника. . М. Пришвин в своем дневнике назвал статью одного из большевистских идеологов «хулиганской».

Верно понял тот же социальный заказ и В. Маяковский:

Более теплых слов в арсенале «лучшего и талантливейшего» не нашлось. И как-то не вяжутся эти его строки с тем, что якобы сказал В. Маяковский, узнав о смерти поэта: «Мне плевать после смерти на все памятники и венки… Берегите поэтов!»

С 13 февраля по 5 марта 1927 г. в Коммунистической академии проходила дискуссия на тему «Упадочное настроение среди молодежи. Есенинщина». Нужную тональность на этой дискуссии задавал А.В. Луначарский. Не скрывали своей злобы в отношении поэзии Есенина К. Радек, П. Преображенский, Л. Сосновский, В. Полонский, В. Фриче, В. Маяковский, В. Ермилов и многие другие. Основной «фактический материал» участники дискуссии, как это было заведено, черпали не из творческого наследия Есенина, а только из установочной статьи Бухарина. Им этого было достаточно. Мнение Бухарина о том, что «есенинщина это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания, явление нашего литературного дня» стало для всех руководящим.