Исса Костоев - Россия - преступный мир

Поскольку ключевая фигура — Макаров, по национальности русский — находился в Москве, в СИЗО-2, я и согласился поработать с ним. Для того чтобы закончить дело и направить его в суд, нужны были признательные показания Макарова. Если их удастся получить, конечно.

Имея на руках официальное разрешение на проведение допросов, я из сотен томов выбрал непосредственно те материалы, которые касались лишь последней стадии расследования. Изучать все остальное дело не было ни времени, ни сил. Приехал в Бутырки, вызвал Макарова, начал с ним работать. Сказал ему, что пятилетнее следствие подходит к концу, дело, вероятно, скоро пойдет в суд и для того, чтобы занять объективную позицию, мне самому хотелось бы понять, как оно развивалось. Допрос шел два дня. Многократно я воспроизводил возможный ход суда. Убеждал Макарова в бессмысленности голословного отрицания. Наконец он стал соглашаться, что иного выхода, как признать свое участие в преступлении, у него нет. Но при этом он вовсе не собирается брать на себя основную роль, которую ему отводили другие участники дела. Словом, он обещал еще раз подумать и дать показания. Мне же от него требовалось другое: показания он собирался давать или сознаться в том, что было на самом деле? «Нет, — отвечает, — на самом деле ни я, ни другие участники там не были и, стало быть, убийства не совершали…»

Вот так. Люди сидели под стражей пять лет. Сотни раз их допрашивали, но сломать Макарова не смогли. А у меня появилась реальная возможность развязать этот узел буквально в три дня. Надо только помочь Макарову подогнать его показания к показаниям других участников, положить их на стол прокурора и сообщить: с Макаровым все в порядке. Я за три дня сделал то, чего другие не смогли сделать за 5 лет. Но ведь после этого кого-то из обвиняемых наверняка расстреляют… Невиновные люди будут страдать в колониях. И самое страшное: действительные преступники будут гулять на свободе.

После мучительных раздумий я сел и написал рапорт на имя заместителя прокурора РСФСР, где среди прочего указал на следующие факты и собственные выводы. Так, например, показания Макарова, согласившегося признать свое участие в этом преступлении, абсолютно не совпадали с деталями происшедшего, зафиксированными в материалах дела. Ничего не мог он сказать о проволоке, обнаруженной на шее одной из убитых, не мог ответить, каким образом взламывалась дверь, и многое другое, весьма существенное. Как сообщил Макаров, в ходе моих допросов он окончательно убедился, что его правдивые показания не находят подтверждения, объективные обстоятельства извращаются и оборачиваются против него самого. Не видя выхода, он решил оговорить себя и других лиц и тем самым как-то облегчить свое положение. Словом, у меня имеются серьезные сомнения в причастности Макарова к убийству. В этой связи я считаю невозможным какое-либо свое дальнейшее участие в расследовании по данному делу.

Прочитал мой рапорт заместитель прокурора РСФСР и говорит: «Значит, вы могли взять у Макарова нужные показания?» — «Я и сейчас могу, поскольку у меня с ним имеется принципиальная договоренность, но делать этого не буду». — «А мы от вас иного и не ожидали…» И намекнул, что я ингуш и, следовательно… и так далее. «Время покажет, кто из нас прав», — ответил я и уехал расследовать другое дело в Тамбовской области. Спустя некоторое время дело об убийстве семьи Калаговых было направлено в суд, рассматривалось оно в Краснодаре. В судебном заседании отовсюду полезли «уши», обвиняемые стали рассказывать, какими варварскими способами из них выбивали показания. Словом, всюду выявились противоречия. Многолетний труд лопнул. Часть людей освободили под расписку, кого-то продолжали держать под стражей, дело вернули на доследование с одновременным вынесением частного определения о нарушениях законности. И в 86-м году его сбросили в отдел по убийствам, то есть ко мне. Что делать? Кому его отдать? Формально эти 200 с лишком томов отписал я следователю А. Горбунову, который расследовал совершенно другое дело. При этом я сказал ему, что работы тут, по моему мнению, немного — заново начать и кончить.

Между прочим, когда осматривалось место происшествия, на дверях комнаты, где лежали трупы, был обнаружен пригодный для идентификации отпечаток окровавленного пальца, который никому из тех, что сидели или привлекались по этому делу, не принадлежал. И коль скоро уже сотни людей проходили по делу, я посоветовал следователю включить в состав бригады эксперта-дактилоскописта. Там ведь имелась уже целая картотека отпечатков. Вот и пусть эксперт продолжает работу вокруг семьи Калаговых — среди друзей, знакомых, соседей — на предмет идентификации следа. Целенаправленной работы, повторяю, по делу не велось, но «шевеление», как мы говорим, продолжалось.

Через некоторое время эксперт, который, находясь в Моздоке, обрабатывал огромный массив ранее собранных дактокарт, вдруг сообщает, что еще в первые дни после совершенного преступления в числе многих других дактилоскопировался некий Кокаев Валерий Павлович и что, по мнению эксперта, окровавленный отпечаток пальца принадлежит ему.

Смотрим материалы: да, действительно, допрашивали Кокаева, кстати, близкий родственник Калаговых, но связей с семьей убитых он не поддерживал. В ночь убийства находился в общежитии кирпичного завода в Орджоникидзе, отбывая там как «химик» третью или четвертую судимость. Сожительствовал в тот период с некоей Заирой Засеевой, которую называл женой. Допрошенные в первые же дни после убийства Кокаев и Засеева доказали свое алиби относительно данного преступления. Мы вызвали эксперта в Москву и стали искать Кокаева. Выявив некоторые его связи, узнали, что в последний раз его якобы видели в Ленинграде. Дали ориентировку и в Ленинград, и в ряд других областей, где он мог бы появиться. В середине декабря 1988 года получаем сообщение: по вашей ориентировке задержан Кокаев В. П., который в момент задержания оказался вместе с дамой на набережной Невы. Одет был в форму капитана первого ранга с набором орденских колодок. Сообщаем также, что он обвиняется в мошенничестве — взял у официантки крупную сумму денег, обещая достать сапоги, и скрылся. За нарушение паспортного режима задержан на 15 суток. Если он вам нужен, приезжайте.

К тому времени выводы эксперта об идентичности отпечатка пальца Кокаева следу, обнаруженному в доме убитых, категорически подтвердила комиссионная экспертиза, проведенная в ЦНИИСЭ. И мы с Горбуновым выехали в Ленинград.

Прежде всего надо было найти основание для его ареста. С помощью ленинградских коллег быстро отыскали ту официантку, к этому мелкому мошенничеству добавили бродяжничество с нарушением паспортного режима. Первые допросы проводились в КПЗ. Речь на них шла об обстоятельствах гибели семьи его дяди, их взаимоотношениях. Но об отпечатке пальца ничего не говорили, поскольку он мог бы легко найти любое удобное для себя объяснение: был потрясен, увидев трупы, упал на грудь покойного, испачкался там же было море крови! Но у нас имелись первые протоколы допросов его и его жены Заиры, которая создала ему алиби: они вместе якобы смотрели кино и никуда не отлучались из дома на кирпичном заводе в Орджоникидзе.