Василий Кокорев - Экономические провалы

Сооружение железных дорог отнимает у местных жителей все заработки по провозу грузов, возмещая, конечно, эти потери общим развитием промышленности; но когда строятся дороги убыточные, тогда народ страдает уже вдвойне, как от потери своих заработков, отнятых железною дорогою, так и от тягостной необходимости погашать государственные долги, порожденные займами на устройство дорог двух последних категорий, т.е. личных и лишних.

Давно подмечено лучшими мыслителями, что русская жизнь имеет два течения: одно правительственное, а другое - народное. В доказательство этого приведем удивительный пример. В 1839 г. введена серебряная единица; но народная жизнь десятки лет продолжала идти во многих местах по старому счету, т.е. на ассигнационный рубль. Через 30 лет после введения крупной единицы во всех местностях, где мы начали строить железные дороги, при появлении железнодорожных инженеров и агентов по отчуждению земель, оказалось, что народ живет еще на прежний, дешевый рубль, не усвоив себе переложения на серебро. Это обнаружилось при толкованиях владельцев земель с агентами в определении цен за отчуждаемые земли. В Урюпинской станице Войска Донского требовали с железнодорожников по рублю за курицу, и когда отдавали казакам рубль серебра, то они давали сдачи 70 копеек. Даже и теперь есть местности, где еще не привился к народной жизни замудрованный счет на какое-то серебро.

Заключим, в конце концов, все наши рассуждения о настоящем провале тем, что нельзя не усмотреть в действиях наших финансистов умышленного намерения затормозить саморазвитие русской жизни угнетением ее заграничными займами, образовавшимися от недозволения иметь свои денежные знаки, существование которых допущено в конституционных государствах Европы. Вот доказательство этому. Законодательство Англии дозволяет Английскому банку, в случае надобности, выпускать на 15 млн. фунтов стерлингов банковых билетов (т.е. 150 млн. на наши деньги по существующему курсу) с присвоением им платежной способности. После Крымской войны у нас была крайняя надобность в деньгах для сооружения железных дорог, и мы, вместо того чтобы последовать примеру Англии и выйти из затруднения посредством выпуска своих денежных знаков, отправились за границу в качестве просителей искать спасения в займах и тем самым заявили себя, в глазах всей Европы, как бы лишенными всякой кредитоспособности дома, внутри своего отечества. Какая постыдная клевета на русский народ! Где же, когда и кем было заявлено народное недоверие к своим платежным знакам? Кто же подметил или слышал какое-либо слово о недоверии? Нам проповедовалось это мнимое недоверие из Петербургских канцелярских сфер, принявших на себя самовольное право говорить от лица народа. Если обратимся к истории сооружения железных дорог в Америке, то увидим, что там большинство дорог построено на бумаги, выпускавшиеся для этой цели разными местными банками, не подвергая народную жизнь тяжкому и убыточному угнетению по уплате внешних займов. И таким образом ясно доказывается, что страны, находящиеся под действием конституционных и республиканских форм правления, не убоялись почерпать средства к своему возрождению из своей внутренней жизни, а наши финансисты предпочли служение своей теории живым потребностям русской жизни.

"Сибирь, по свидетельству всех ученых и неученых, составляет золотое дно" (М.П. Погодин). Добывая в Сибири золото в течение семидесяти лет, мы извлекли его более чем на два миллиарда; но пришли "татие и разбойницы", и все это богатство мало-помалу похитили. Напрасно семьдесят лет, в пустынях и снеговых сугробах Сибири работали русские люди, добывая золото; напрасно они зябли, мучились и умирали в тундрах сибирских: труд их пропал бесследно, потому что все добытое ими золото перешло за границу. Причина тому заключается в наших тарифных пошлинах, которые русский торговый баланс приводили ежегодно к минусу в десятки миллионов рублей, и на покрытие этих минусов исчезало наше сибирское золото.

Вступать в подробный обзор невыгодных сторон тарифа невозможно без особых материалов и продолжительных приготовлений по этому вопросу, и потому мы ограничимся указанием только некоторых бросающихся в глаза статей:

1. Зачем мы допускаем к привозу иностранную соль, когда имеем своей соли на десятки тысяч лет?

2. Зачем допускаем к привозу каменный уголь, имея массу своего собственного угля?

3. Зачем мы позволяем ввозить к нам чугун и железо и изделия из оных?

4. Зачем разрешено привозить к нам полотняные, шерстяные и шелковые ткани в разных видах, зеркальные стекла и множество разного ненужного хлама, без которого можно

жить гораздо проще и приятнее и т. д., и т. д.?

Конечно, эти предметы не заключают в себе полного исчисления всего того, что не должно быть допускаемо к привозу в Россию; а потому приходится ограничиться общим выражением о недозволении вводить то, что можно иметь дома, хотя бы и с приплатою к цене. Затем, кроме предметов, подлежащих совершенному запрещению, найдутся сотни таких, на которые тариф должен быть значительно возвышен, дабы дать ход своим произведениям; но пока в обсуждении и решении этого вопроса будут участвовать они, успех невозможен, в отсутствии в них русской жилки. У меня в памяти пересмотр тарифа в 1868 г., со всеми бывшими при этом пересмотре отрицаниями русских интересов и стремлениями (на основании европейских теорий) к интересам общечеловеческим, из уважения к которым нам предлагалось обречь себя на разорение и сделаться данниками Европы. Бывши тогда в тарифной комиссии два-три раза в качестве эксперта, я помню, как после решения уменьшить пошлину с кофе, английского пива и разных колониальных предметов, купцу Е..., известному по выписке из-за границы товаров и находившемуся в заседании, был предложен вопрос: одобряет ли он понижение пошлин? Купец отвечал: "Благодарю за попечение, которое, как я уже смекнул, составит по моей торговле 80 тыс. рублей в год награждения; а продавать я буду все по той же, нынешней цене".

Не знаю, поняла ли комиссия эту насмешку, но знаю то, что этот едкий ответ не подействовал, и пошлины были сбавлены.

В 70-х годах был назначен директором таможенного департамента Н.А. Качалов, при котором таможенный доход (составлявший 20 млн. руб.) достиг 60 млн. в год, вследствие неутомимых и добросовестных действий. Рассматривая это возвышение как результат действий Таможенного департамента, нельзя не признать его блистательным, но в смысле общегосударственных интересов - это огромный убыток, потому что всякая гривна возрастания таможенного дохода увлекает из России рубли, при уплате денег по курсу за ввезенный к нам товар. В этот провал в течение 40 лет безвозвратно ухнуло все наше сибирское золото.