Томас де Ваал - Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной

Вот что писал Мареска: "И вдобавок требование итальянского председателя группы переводить все на итальянский язык привело к тому, что немецкий и французский представители также потребовали соблюдения их права на использование родных языков. Все это превратило Минскую группу в неповоротливую и громоздкую переговорную машину, состоящую из представителей одиннадцати стран и двух регионов, председателя, секретариата и пяти кабинок, в которых сидели переводчики-синхронисты. Уступки, касающиеся вопросов войны и мира, жизни и смерти, в таких условиях не вырабатывают " (14).

Мирный процесс тормозился в силу специфических особенностей конфликта, который одновременно носил и международный, и внутренний характер. Азербайджанцы придерживались позиции, что это ирредентистская война, ведущаяся Арменией против Азербайджана, и поэтому отказывались признавать карабахских армян одной из сторон конфликта. На это Армения возражала, утверждая, что карабахские армяне ведут сепаратистскую войну против Баку, в которой Армения является лишь заинтересованным соседом. Обе эти, позиции были очевидно ложными и были избраны в качестве тактической уловки, что, однако, затруднило переговорный процесс.

Было очевидно, что для выработки действенного мирного соглашения требуется некая форма диалога между азербайджанским правительством и карабахскими армянами. Однако обе стороны продолжали ходить кругами вокруг друг друга, причем Азербайджан опасался придать Степанакерту политическую легитимность самим фактом официальных переговоров с карабахскими армянами, которые, в свою очередь, постоянно искали возможность повысить свой статус за столом переговоров. К тому же внешний блеск, свойственный международным дипломатическим встречам, лишь ухудшал ситуацию. Сев за стол переговоров и вооружившись резолюциями ООН и терминологией международного права, обе стороны превратили дискуссию о статусе спорной территории в риторическое состязание. Вартан Осканян, нынешний министр иностранных дел Армении, рассказывает следующее:

"Как я теперь воспоминаю ситуацию в [19]92 и [19]93 годах, мы спорили о каких-то детских вещах: какой формы должны быть столы, где будут сидеть представители Карабаха, как к ним следует обращаться, являются они равноправными участниками переговоров или нет. Помню, мы дрались из-за запятых, из-за того, где надо расставлять запятые в тексте. Помню, на будапештском саммите мы спорили, какие слова следует употреблять: "среди" или "между". Если спор шел "между", то значит между двумя участниками, но "среди" могло означать, что участников больше двух, а значит, мог подразумеваться и Карабах. Словом, мы дрались за символы. Но после шести или семи лет таких пререканий по-настоящему устаешь и начинаешь больше думать о результатах" (15). Возможно, СБСЕ могла бы решить проблему непризнанного государственного образования вроде Нагорного Карабаха легче, чем ООН, которая институционально ориентирована на целостные государства. Но существенный недостаток СБСЕ по сравнению с ООН состоял в том, что у нее не было опыта ведения операций по поддержанию мира. Это стало серьезной причиной того, что самый серьезный мирный план СБСЕ не был реализован летом 1993 года. Все знали, что лишь одна страна была готова незамедлительно направить войска или наблюдателей в горы Кавказа. И это была Россия.

Те же, и г-н Казимиров

Россия имела множество преимуществ в Армении и Азербайджане. В 1992 году Кавказ и Россия все еще были частью единого экономического пространства, все говорили по-русски, и даже телефоны старой правительственной связи все еще обеспечивали прямую связь с Москвой. В мае 1992 года Россия направила для работы в Нагорный Карабах Владимира Казимирова – по общему мнению, наиболее талантливого и опытного дипломата среди всех, кто занимался карабахским вопросом.

Казимиров был закаленным советским дипломатом, работавшим послом СССР в Анголе в самый разгар войны в этой африканской стране. Хикмет Гаджизаде называл его "дирижером" армяно-азербайджанских переговоров, посредником, который всегда лучше других знал, что происходит. Впоследствии азербайджанцы демонизировали Казимирова, веселого и добродушного человека, за то, что он будто бы пытался навязать им выгодный для России неоколониальный вариант мирного урегулирования. И все же было бы ошибкой считать его лишь проводником российской имперской власти: он потратил куда больше времени и сил, чем кто-либо, для решения конфликта и за четыре года совершил десятки поездок по региону. И сейчас, уже находясь на пенсии, он по-прежнему проявляет горячий интерес к карабахской проблеме и даже писал о ней стихи.

Проблема российского МИДа заключалась в том, что, по понятным причинам, у него не было никакого опыта работы в республиках бывшего Советского Союза. В МИДе работало много специалистов по Франции и Вьетнаму, но не было никого, кто бы знал регион, совсем недавно переставший быть частью единого государства. Это было одной из причин, почему министерство обороны, имея тысячи сотрудников на Кавказе, сумело занять там лидирующие позиции. Грачев умышленно подчеркнул главенствующую роль своего ведомства, не пригласив Казимирова на переговоры в Сочи в сентябре 1992 года.

С 1993 года политика России стала более координированной. 28 февраля президент Ельцин объявил, что настал момент "когда все ответственные международные организации, включая Организацию Объединенных Наций, должны предоставить России особые полномочия гаранта мира и стабильности на территории бывшего Союза". Россия заявила о своих особых правах, включая право на защиту границ, которые она продолжала называть "ближним зарубежьем".

Российское министерство обороны стремилось стать проводником политики на Кавказе. Идея Грачева заключалась в том, что обеспечив соглашение о прекращении огня, российские войска станут рычагом влияния России в регионе. Именно так и произошло в грузино-абхазском конфликте, где российские вооруженные силы, в конце концов, были размещены между воюющими сторонами. В Нагорном Карабахе было сложнее. Хотя армяне видели в военном присутствии России лучшую гарантию своей безопасности, Азербайджан, напротив, сделал вывод российских войск со своей территории абсолютным приоритетом и противился их возвращению в любой форме.

Устанавливалась модель: русские лестью, а иногда и угрозами склоняли Азербайджан к подписанию мирного соглашения, предусматривавшего размещение российского воинского контингента в регионе. Вспоминает Хикмет Гаджизаде:

"Они показывали нам текст соглашения и говорили: "подпишите это соглашение о прекращении огня с Арменией!" А каким образом происходит прекращения огня? Это технический процесс. Пункт первый: надо прекратить огонь, начиная с двадцати двух часов в такой-то день. Пункт второй: в течение трех дней артиллерия отводится на пять километров. Пункт третий: устанавливается связь с наблюдателями, которые находятся в середине. И наконец: прибывают силы по поддержанию мира. И что это за миротворцы? У ООН нет средств, они нам так и сказали. Америка денег не даст, она далеко. Ну конечно, это русские. "У вас есть другие предложения?" "Нет". "Вот бумага". Мне давали пять или шесть таких листов бумаги" (16).