Александр Прасол - Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.

А. Мори был образованным человеком, но не он первым подметил нелюбовь японцев к публичным речам и дискуссиям. За столетие до него Норинага Мотоори (1730–1801), ревнитель чистоты японской культуры, утверждал, что японцы никогда не спорили даже по самым важным для них вопросам, таким, например, как сущность синто. «Не спорить, — писал он, — значит не разглагольствовать попусту, как это бывает в других странах». А за тысячу лет до Мотоори об этом же говорил «один из двух гениев» японской классической поэзии Хитомаро Какиномото: «В нашей стране бамбука и риса не вели споров со времен богов» (Nakamura, 1960: 471). Так что традиция эта довольно давняя.

Восприняв её, немногословные самураи не могли пройти мимо женщин, спутниц жизни. Придя к власти, воинское сословие расставило всех по своим местам, определив женщине место «на два шага позади мужа». Вскоре из-под их кисти одно за другим стали выходить моральные наставления (какун), в которых говорилось о системе «трёх послушаний» (отцу, мужу, старшему сыну) и семи женских пороках. Наличие любого из них давало мужу право изгнать жену из дома. В их числе неизменно упоминалась и излишняя разговорчивость. Так многословие было ещё раз объявлено пороком.

В эпоху Мэйдзи (1868–1912) понятие публичной речи спало проникать в общественное сознание. Этому способствовало оживление политической жизни. С публичными речами выступали участники гражданского Движения за свободу и права народа (Дзию минкэн ундо), члены парламента. Эта форма публичного выступления достигла своего расцвета в первые десятилетия XX века, и в японских школах начали преподавать риторику.

В 1930-е годы по мере изменения внутриполитической ситуации наметился возврат к традиционной форме выступления, напоминающего проповедь. От переводного «западного» названия эндзэцу отказались и заменили его словом коэн. В сегодняшней Японии публичные речи в их западном понимании занимают скромное место на периферии общественной жизни. К ним прибегают во время всевозможных митингов и акций протеста. В парламенте и других присутственных местах речи напоминают отчётные доклады с анализом, постановкой проблем и возможными путями их решения. Привычка агитировать и полемизировать так и не прижилась.

В Японии все решения принимаются и выполняются коллективно. Для предварительного обсуждения вопросов существует способ, известный под названием нэмаваси (окапывание корней). Так называют подготовительные работы по пересадке взрослого дерева на новую почву. За год или два до пересадки дерево обкапывают со всех сторон и обрубают мелкие боковые корни, оставляя несколько самых мощных. Они пускают поблизости от ствола молодые побеги, которые впоследствии помогают ему укорениться на новом месте. Отсечение второстепенных направлений и сохранение самых перспективных для решения проблемы — в этом смысл метафоры. Нэмаваси — путь к компромиссу и согласию в поисках решения.

Однако и в ходе такого обсуждения вы не услышите пламенных речей. Это скорее неспешный и осторожный обмен мнениями, больше напоминающий рассуждения вслух. Предложения если и делаются, то в форме риторических вопросов или предположений. А раз ничего прямо не предлагается, то и возражения бывают редко и делаются в косвенной форме. Все словно стараются обходить острые углы и выжидают, когда в результате обмена мнениями начнёт естественным образом формироваться подход или точка зрения, приемлемые для большинства. Человеку, впервые попавшему на мероприятие под названием нэмаваси, бывает непросто понять, в чём смысл обсуждаемого вопроса и в какую сторону движется обсуждение. Если контуры консенсуса не намечаются — не беда, собрание переносится на следующий срок. Участники будут собираться снова и снова до тех пор, пока консенсус не будет найден. Принятие решения большинством голосов тоже не пользуется особой популярностью, к нему прибегают лишь в крайних случаях. По той же причине — остаются недовольные, чьё мнение не приняли в расчёт.

За исключением выпусков новостей, на японском телевидении не бывает передач с одним ведущим. Обычно в студии присутствуют пять-шесть человек, беседующих на заданную тему. Напрямую к телезрителям не обращаются, участники передачи общаются исключительно между собой. Надо ли говорить, что ни возражений, ни дискуссий, даже завуалированных, в таком общении не бывает? Всё протекает гладко, непринуждённо и естественно, общая направленность и выводы всем понятны и не вызывают сомнений.

Японская культура сформирована ограниченным пространством и хорошо приспособлена к нему. Живущие в этом пространстве люди делят окружающий мир на сегменты и умело их организуют, проявляя фантазию и смекалку, эстетическое чувство и рационализм. Совершенствование внутренней структуры сегмента бесконечно и напоминает погоню за ускользающим идеалом.

С детского сада японских детей начинают приучать к здоровым привычкам, аккуратности и правильной гигиене. Их специально учат, как нужно держать в руке зубную щётку, какими движениями чистить зубы и как полоскать горло. Полоскание горла вообще считается главной профилактикой простудных заболеваний. В начальной школе весь класс освобождается от занятий, если несколько человек заболевают ОРЗ. Детям говорят, что чистить зубы положено трижды в день, после каждого приёма пиши, а принимать ванну и мыть голову шампунем следует ежедневно. В японской школе ученики не пользуются шариковыми ручками или чернилами, только простыми карандашами. Исправления должны легко стираться и не портить внешнего вида написанного. Эта привычка простирается и на студенческие годы. В начале занятия студенты обычно кладут перед собой несколько остро заточенных графитовых карандашей, их внешний вид тоже имеет значение.

Известный японский обычай снимать обувь перед входом в любое помещение также имеет отношение к чистоте. Чтобы обозначить границу между внутренним и внешним пространством, пол специально приподнимают на двадцатъ-тридцать сантиметров. Несмотря на сияющие чистотой туалеты, входить в них можно только в специальных тапочках, поставленных у двери.

Стремление японцев к точности, аккуратности и чистоте отмечали многие европейцы в XVIII–XIX вв. «Японцы чрезвычайно чистоплотны и опрятны» (Шрейдер, 359). «Японцы любят чистоту, доказательством чему может служить поразительная чистота их циновок, составляющих употребительнейшую их мебель» (Бартошевский, 355). «В порядке всякого рода японцы очень много походят на англичан: так же как и англичане, они любят чистоту и крайнюю точность» (Головнин, 388).