Юрий Орлов - Прокуроры двух эпох. Андрей Вышинский и Роман Руденко

Вышинский вернулся в город своей бурной молодости, в Баку. Не найдя работу по специальности, он некоторое время перебивался частными уроками и газетно-репортерской деятельностью. Конечно, это не устраивало такого честолюбивого молодого человека. Поэтому в 1915 году он приезжает в Москву. Здесь ему удалось поступить помощником к знаменитому адвокату, занимавшемуся преимущественно политическими делами, Павлу Николаевичу Малянтовичу (в бытность Вышинского прокурором Союза ССР П. Н. Малянтович будет арестован и в 1940 году расстрелян).

Адвокатская карьера Вышинского была непродолжительной — менее двух лет. Вскоре после Февральской революции 1917 года он становится председателем Якиманской районной управы и комиссаром милиции, ревностно выполняет все указания Временного правительства, в том числе и по розыску В. И. Ленина, скрывавшегося от властей после июльских событий. Когда свершилась Октябрьская революция, Вышинский, хотя формально и не переметнулся сразу же в партию большевиков, тем не менее, в отличие от многих своих соратников-меньшевиков, не выступал открыто против новой власти. Это дало ему возможность устроиться если не с комфортом, то, во всяком случае, неплохо. Юристы тогда не особенно ценились, поэтому, чтобы выжить, им приходилось заниматься какими-либо иными делами. Вышинский сумел попасть на службу инспектором в Московское продовольственное управление и постепенно, благодаря дружеским связям с выходцем из Баку большевиком А. Б. Халатовым, ставшим в Москве чрезвычайным комиссаром по продовольствию и транспорту, а также поддержке Сталина, за несколько лет сделать неплохую карьеру. В 1919 году он был, например, уже начальником управления в Наркомпроде республики. Осенью того же года его временно командировали в распоряжение политотдела Южного фронта для использования в качестве снабженца (он находился в непосредственном подчинении начальника Тульского укрепрайона). После возвращения из Тулы в 1920 году Вышинский вступил в Российскую коммунистическую партию большевиков, что открыло ему перспективы еще более высокого служебного роста.

В начале 20-х годов Вышинский проявляет исключительную активность. Не оставляя службы в Наркомпроде, он несколько месяцев пробыл в только что организованной коллегии защитников и одновременно вел научно-педагогическую деятельность в Институте народного хозяйства, где одно время был даже деканом экономического факультета. Непродолжительное время работал также в Наркомтруде и Главпрофобре. Переломным в его карьере становится 1923 год. Именно тогда он выступил в качестве общественного обвинителя на одном из крупных процессов «церковников». Прокурорская трибуна пришлась по душе бывшему помощнику присяжного поверенного. Вскоре Вышинский становится прокурором уголовно-судебной коллегии Верховного суда РСФСР, где и работает до 1925 года. Теперь он часто выступает в судах и может сколько угодно оттачивать свое ораторское мастерство.

Весной 1923 года в Верховном суде республики под председательством Сольца слушалось дело по обвинению в злоупотреблениях директора-распорядителя Государственной экспортно-импортной торговой конторы при Наркомвнешторге Когана, его заместителя Зельманова, заведующего торговым отделом Майзеля и других (всего перед судом предстали 12 человек). Вышинский поддерживал обвинение по этому громкому для того времени делу. В суде было установлено, что руководители Госторга, имея монопольное право внешней торговли, закупали за границей товар, а затем продавали его частным лицам, выдававшим себя (по подложным документам) за представителей государственных или кооперативных организаций. Например, некий Кривошеин под видом уполномоченного продовольственного отдела ВЦИК, закупил в Госторге девять вагонов американского сала по одной цене, а перепродал «Уралплатине» по более высокой, получив таким образом солидный «навар».

Антигосударственная деятельность руководителей Госторга была очевидной, однако поспешно проведенное следствие не выявило бесспорных улик в личной заинтересованности подсудимых (были лишь намеки на полученные ими крупные взятки). В судебном заседании Вышинский доказывал, что хотя и не установлены факты корысти со стороны подсудимых, однако все обстоятельства так и «кричат» о том, что «здесь пахнет жареным». Защитники Членов и Меранвиль категорически возражали против такого обвинения, напоминая, что его можно строить только на «граните фактов». Однако их доводы не убедили судей и возобладала точка зрения обвинителя. Через 12 дней суд вынес приговор. Коган и Зельманов были приговорены к расстрелу, а остальные подсудимые — к различным срокам заключения.

В мае 1924 года в течение двух недель выездная сессия Верховного суда РСФСР слушала в Ленинграде грандиозное дело судебных работников. Прокурорскую трибуну вновь занял Вышинский. Для него этот процесс оказался как нельзя более кстати. Он окунулся в родную стихию, где беспрепятственно мог оттачивать свое остроумие и красноречие, ведь «громить» приходилось коллег-юристов. Скамью подсудимых заняли 42 человека. В их числе были 17 следователей, судей и других служителей Фемиды, в частности бывший следователь военного трибунала Ленинградского военного округа, заместитель председателя кооператива Ленинградского совета народных судей Сенин-Менакер, исполнявший обязанности начальника следственного отдела Ленинградского губернского суда Кузьмин, старшие следователи Шаховнин, Михайлов, Копичко, народные судьи Пахомов и Тевелев, прокурор Цыбульский, члены коллегии защитников при Ленинградском губернском суде Бродянский и Масинзон. Вторую группу подсудимых составляли 25 нэпманов, владельцев магазинов и частных лиц.

Как было отмечено в обвинительном заключении, «группа судебных работников г. Ленинграда по предварительному между собою сговору, в нарушение своего служебного долга, явно подрывая авторитет судебной власти, в целях личного обогащения вступила на путь систематического взяточничества». Для этого, по версии следствия, они вошли в связь с нэпманами и «различными преступными элементами», заинтересованными в прекращении своих дел. Суммы взяток колебались от 650 рублей до 39 тысяч рублей. Собственно говоря, прямой связи между всеми подсудимыми не было. В этом деле были искусственно соединены материалы о нескольких преступных группах. Однако такое нагромождение было только на руку обвинителю. Вышинский говорил вдохновенно и с большим пафосом: «Взятка сама по себе — гнуснейшее орудие разврата, но она становится чудовищной, когда дается следователю или работнику юстиции. Ведь едва ли можно вообразить что-либо ужаснее судей, прокуроров или следователей, торгующих правосудием. Суд — один из величайших устоев государственного строительства. Разложение судебно-прокурорских работников, разложение суда — величайшая опасность для государства!..»