Газета День Литературы - Газета День Литературы # 80 (2004 4)

и мысль о том, что запросто крындец

с тобой, любимым, может приключиться

в мозгах сидит… тебе пора лечиться

и словно бы расплавленный свинец

вливать в себя целебное питьё,

довольно бесполезную микстуру,

любить с надрывом пламенную дуру

и с ней же обсуждать своё житьё.

и снова распадаться на куски:

на сердце, душу, печень, ноги, руки…

буквально подыхать от этой муки.

депрессия — сильнейший вид тоски.

зато и счастье тоже нам вредит.

сквозь слёзы мы влачимся тут веками.

не выбить никакими молотками

того, что от рожденья в нас сидит.

АЗИЯ ВНУТРИ

какие-то монголы по Арбату

туда-сюда гуляют не спеша.

им, видно, это нравится, монголам,

собою Третий Рим заполонить.

пока аборигены пребывают

в прострации, ждут осени, молчат,

довольно многочисленное племя

туристов мягко бродит по Москве.

сейчас туристов, в будущем — хозяев…

проснёшься утром, глянешь в зеркала

и от зеркал со стоном отшатнёшься:

там плоский нос и узкие глаза

и ничего славянского, святого.

ты — монголоид. Азия внутри

и Азия снаружи. и рука,

привыкшая креститься, вдруг замрёт,

и в голове задвигаются мантры.

почешешь пальцем жёлтое лицо,

по-тарабарски выбранишься матом

и снова ляжешь в мятую постель:

авось тебе приснится добрый сон.

ОБЫКНОВЕННЫЙ ФАШЫЗМ

гляжу вокруг: одни фашысты.

куда ни плюнь — везде фашысты.

а вдруг и сам я небезгрешен?

а вдруг палач? а вдруг фашыст?

ПАМЯТНИК

кто знает, графоман, не графоман…

танк на ходу, крепка на нём броня.

в сравненьи с тем, что я пишу стихи,

всё остальное — мусор и фигня.

всё остальное — битвы муравьёв,

роенье падких на съестное ос,

инстинкты рыб, мычание зверей,

сгоревший спирт, распавшийся колхоз.

всё остальное — мелочь, дребедень

в сравненьи с тем, что я здесь натворил.

пусть обо мне прокатится молва

от, скажем, Кёнигсберга до Курил.

но и молчанье — тоже хорошо,

когда тобой не бредит вся страна.

нет памятника лучше чем покой,

забвенье, неизвестность, тишина.

ПЕРВЫЙ СЕРЬЁЗНЫЙ СНЕГ

битьё машин в заснеженной столице.

избыточность железа на дороге.

я осуждён тобой за мат в стихах.

но неизбежно матерное слово,

пока горит душа, и целый мир

вокруг горит невидимым огнём.

и эта экстремальная езда

по донельзя заснеженной Москве

меня бодрит…

люблю, когда мне страшно.

и раздражаюсь, если тошно мне.

УТОЧНЕНИЕ БИОГРАФИИ

секунда сходит в вечность за секундой.

пыль покрывает книжные тома.

сильнее быт. гогочет и кружится

вся эта гжель, вся эта хохлома.

вся эта гжелка, ёлка, титька, палка.

оно наглей, чем вырванный язык.

я сомневаюсь в том, что исписался.

я к собственной депрессии привык.

быть камнем веселее, чем животным.

быть трупом веселее, чем дерьмом.

обычно я спокоен, как автобус,

и скромен, как лубянский костолом.

лишь изредка очнусь и брякну слово

и даже с отвращеньем пошучу.

и снова повернусь спиной к помойке.

и снова на столетья замолчу.

ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ИТОГИ

всё время подмывает подвести

какие-то дурацкие итоги.

что целый год растрачен на фигню.

что у жены вождя кривые ноги.

что над собой работал тоже зря.

что в муках народившееся слово

есть мусор — мусор, брошенный в норд-ост.

что проще быть субъектом безголовым,

бесчувственным, бездарным и т.д.,

чем за сердце хвататься ежечасно.

холодная и снежная зима —

одна теперь уместна и прекрасна.

итоги, планы… двигая процесс,

пинка получишь, влепишь оплеуху.

ты жив и топчешь землю до сих пор.

уже триумф, уже победа духа.

***

в пластмассовом мире стараешься быть деревянным

и верить: Земля — это диск, но, конечно, не шар.

тебя здесь напутствуют часто напутствием бранным,

и снится тебе по ночам интересный кошмар.

а в небе в обычном порядке гуляют светила.

народы привычно долдонят Талмуд и Коран,

в которых содержится много эпической силы.

тебе же по нраву пейзажи нордических стран.

ты любишь холодную зиму и теплое лето,

ты любишь месить сапогами осеннюю грязь.

побыть иногда небессмысленно в шкуре аскета.

полезней, чем с кем-то вступить во внебрачную связь.

в пластмассовом мире всё время боишься подделок

и хочется плоских равнин без искусственных гор.

и пламя костра эстетичней огня из горелок.

и лучше ворует ни разу не пойманный вор.

и лохов по-прежнему держат начальники в страхе.

и, банду тупых астрономов бессовестно зля,

стоят три слона на огромной, как танк, черепахе,

и к спинам слонов приспособлена наша Земля.

ЗА СТЕКЛОМ "Мой сосед попробовал удавиться,

да веревка оборвалась. Он сказал: “Не то!”

И решил, что теперь, наверно, пора жениться.

Застеклил балкон, поменял пальто."

Олеся НИКОЛАЕВА Я в стихах попробовала отличиться,

но сосед, старанья мои ценя,

прочитал — и попробовал удавиться.

Но потом решил удавить меня.

Да раздумал вдруг. Предложил жениться.

Притворил балкон, простелил пальто...

Поначалу было чему удивиться,

но в конце я сказала ему: “Не то!”

Он пошел топиться не то травиться,

я пошла описывать его жизнь.

Ну а сколько этой веревке виться

и зачем — не знаю, хоть удавись!..