Сергей Максимов - Очерки

В этом смысле старообрядческие общины несли государству несомненные выгоды и отправляли полезную службу. К сожалению, эта сторона колонизаторской деятельности скитов своевременно не была замечена и понята теми, от которых зависела дальнейшая жизнь и деятельность трезвых и трудолюбивых странноприимцев. Вагорецкие скиты были уничтожены. Из филипповского учения, вообще довольно мрачного в соответствие влияниям и впечатлениям суровой природы и жизни в постоянной боязни преследований и наказаний, выродились новые толки. Они обнаружили более мрачные оттенки и представили собою самое глубокое невежество, напомнившее времена первобытных диких народов, сумевшее проклясть все святое в действующем и живущем мире. Между прочими народилось учение странников или скрытников, провозгласившее наступление на земле царствования антихриста, но уже не мысленного, а чувственного. Новое учение потребовало уже совершенного отчуждения от мира и людей и бегства в пустыню. Непролазные дебри дремучих лесов указаны были как места самые угодные богу и как обязательные храмы для молитвы. Молитва должна возноситься так, чтобы ни один посторонний и чужой глаз не дерзал ее оскорблять. Понадобилось новое крещение для очищения от мирской скверны, перемена имени, особенный способ поклонения богу и особенные молитвы, полное и совершенное отречение от мира и выход из него в леса и подполья на всю жизнь. Эта лесная вера, родившаяся в лесах пошехонских, быстро усвоилась в вологодских и в настоящее время дошла уже до олонецкого Каргополя и исключительно принадлежит одним глухим северным лесам, на которых остановился настоящий рассказ наш.

В этих лесах, при каких бы условиях быта ни устраивалась жизнь русских людей — земледелие непременно остается главным основанием и самым существенным условием. Ради него явились сюда люди и затратили все запасы сил, несмотря на то, что только ячмень один является благодарным к труду и выносливым хлебным злаком, да рожь, как подспорье, вырастающая в таком количестве, которое требует для полного пищевого обеспечения подвозов из далекой Вятской стороны. Благоприятно сложившиеся условия водяных путей по волоку с Лузы на Сухону в Ношульскую пристань и на Двину облегчает эту возможность для всего Поморья, как делает то же Печора, при содействии чердынских торговцев, для жителей мест, ближайших к Северному океану. Тем не менее для стран, удаленных от рек, для самых прибережий Двины и Печоры на времена полных неурожаев, усугубляемых неудачами и случайностями подвозов, излишков выпуска хлеба за границу из Архангельского порта и т. п., на северных жителях лежит тяжелое обязательство обращаться за пищевым довольствием к тому же лесу, который, как сказочное чудовище, со всех сторон охватил железным кольцом пришлых насельников севера. "Семьдесят семь полков (говорит местная загадка) готовы к битве в благоприятное для земледелия летнее и весеннее время. Осенью все враги повадились, а на зиму все-таки трое остались" (лиственные деревья потеряли листву, ель, сосна и вереск остались в уборе). К сосне и обращаются за помощью. Она и выручает.

После первого грома с сосны сдирают кору — отделяют верхний слой, загрубелый от непогоды вместе со средним (лубом) и нижним (мезгой) и добираются таким образом до молодого и свежего древесного слоя — заболони и блони. Его на горячих угольях сушат, чтобы удалить неприятный и горький смолистый запах. Когда она покраснеет, толкут в ступах или мелют на ручных жерновах, для того чтобы превратить в порошок. Это — мука. Обыкновенно три четверти такой муки с одной четвертью ржаной идет на хлеб, который обыкновенным порядком ставят на ночь киснуть и утром пекут хлебы. Если ржаной мукой хозяйка поскупится, печеный хлеб делается пресным и в обоих случаях очень невкусным и достаточно вредным. Замечено, что от такого хлеба появляется в теле опухлость, в желудке частые и невыносимые колики. В таких случаях выпекают, на смену и для разнообразия, менее вредный, но также скверный хлеб из ячменной или ржаной соломы, смолотой на ручных жерновах вместе с рожью и пущенной в хлеб в трех частях на одну часть ржаной муки (лесные корелы других сортов и не знают).

Чтобы устранить от себя эти грустные и тяжелые последствия бесхлебья, которые ждут малейшей оплошки в труде и неудачи в работе, северный человек обязан напрягать умственные усилия больше и чаще, чем в каких-либо других странах России. И, скованный мертвым железным кольцом сырых и холодных лесов, опять-таки в них же самих находит и выход и подспорье. Топор — по пословице — его обувает, одевает и кормит.

Из-за липовых лык, которые идут в лаптях на обувь, северная бедность успела выдумать еще сверх того сапоги из бересты и босовики из того же материала, употребляемые, однако, только по праздникам. Из бересты — и фляги, и солонки, и детские игрушки, и пастуший рожок, и свисток для рябчиков, который, если смочить водой, дает птичий голос. Из бересты — лошадиные седла и вожжи, и тот классический кошель для носки пищи на полевые работы летом и на лесные зимой, который не пропускает воды, не гниет от дождя и сохраняет хлеб от морозов. Из бересты и книга, когда «письменному» грамотею ни за какие деньги нельзя достать в лесных трущобах писчей бумаги.

В поделках из лесу исконный исторический плотник не только сам дошел до артистических совершенств (сбивая для морских и речных судов лекалы по чертежам, сделанным прямо на снегу палкой), но выучил этой науке и инородцев. В корельской деревне Подужемье (около Кеми) живут лучшие, прославившиеся по целому поморскому краю строители стройных и ходких морских судов. И затем по всем главным рекам и по их притокам, на случай нужды, всегда большие запасы мастеров и их готовые услуги шить древесными кореньями разные роды и виды судов и лодок: от осиновых душегубок до благонадежных в морских прибережных плаваниях так называемых холмогорских карбасов. Древнее новгородское поселение — село Емецкое на Двине — пользуется в этом деле особенною известностью.

Замечательный человек, получивший право на историческую известность, холмогорский посадский человек Осип Баженин в 1671 году купил брошенную мельницу близ Холмогор, в селе Вавчуге и перестроил ее в пильную "без заморских мастеров по немецкому образцу". В 1693 году Великий Строитель земли русской, в первое свое посещение Белого моря, самолично осмотрел ее и внушил владельцу мысль основать тут же корабельную верфь. В том же году Баженин начал строить корабль, за изготовлением которого Петр I с особенным вниманием, требуя частых отписок и извещений, следил все время, пока жил в Москве. Весною 1694 года с вавчужской верфи спущен был первый русский корабль с первым русским коммерческим флагом. Под именем "Св. Петр" он был отправлен в Голландию с грузом русского железа. Баженин стал, таким образом, основателем и строителем первого русского коммерческого флота, когда ни одной казенной верфи еще не было. Следом за этим кораблем в Вавчуге продолжали строить новые военные и коммерческие корабли, гукоры и гальоты, а в 1702 году вновь прибыл в Вавчугу сам Петр I, в третье и последнее посещение севера, и сам спустил здесь два новых фрегата. Баженин получал заказы от иностранцев и много судов русской постройки отправил на службу всемирной торговле, построенными лучше и дешевле, чем на верфи Никиты Крылова, находившейся в 5 верстах от Архангельска на месте, называемом Бык. По примеру и с легкой руки Баженина на том же поприще судовых строителей прославились многие, но между ними наиболее прочих стал известным далеко в Европе другой уроженец севера, крестьянин Архангельского уезда Алексей Иванович Попов, основатель известного впоследствии торгового дома купцов Поповых. Заграничную известность получил он доставкою в Амстердам на собственном корабле разных товаров и необыкновенно добросовестным исполнением для голландского купечества разных судов, которые строил ему крестьянин Кочнев, умевший с достоинствами прочной постройки соединять красоту отделки. В торговых делах А. И. Попов заслужил такое доверие, что голландцы и гамбургцы возложили на него исполнение своих комиссионных дел, а московское купечество избрало в звание члена коммерц-коллегии. Его практические сведения, в особенности редкий ум, до сих пор восхваляются в воспоминаниях туземцев, несмотря на то что А. И. Попов умер, после шестинедельной болезни, еще в 1805 году. Сын его Василий Алексеевич в следующем году был уже в состоянии исполнить правительственное поручение доставки хлеба для наших войск, находившихся в Пруссии, и в 1818 году взять подряд у датского правительства для снабжения хлебом Норвегии. Этот Попов избран был уже 34 гамбургскими, амстердамскими и лондонскими страховыми обществами в поверенные их по аварейным и страховым делам.