Дмитрий Горбатов - Размышления о Льве Толстом - и не только

Ленин сильно не договаривает. Он - хитрый политик - вынужден скрывать, что Зеркало уже тогда перестало быть просто зеркалом, а стало Линзой - Гиперболоидом Инженера Гарина! Лев Толстой - это такое зеркало, с которого - наждаком Революции соскоблили непрозрачный слой и которое оказалось мощнейшей Линзой. С сотнями - нет, тысячами диоптрий! Кто направит такую Линзу на легковоспламеняемое Общество - с гарантией получит БОЛЬШОЙ ПОЖАР! ? - "Из "Искры" возгорится пламя" - ? Не надо ни "Искры" - ни даже искры! - Достаточно только одного луча солнца (это - русский язык) и - увеличительного стекла, "гиперболоида" (это - Лев Толстой). Остальное - довершит, оскорблённая надругательством, Природа:

И всё же: Лев Толстой - маг! Каким-то бешеным, запредельным чутьём он хранил Русскую Словесность: так седобородый Мерлин хранил короля Артура! Счастье, что Толстой (в отличие от Набокова) не писал стихов: иногда его проза - сверхпоэтична! Открывая какой-нибудь текст Толстого после длительного перерыва, мы невольно прочитываем его дважды: первый раз - текст, второй раз - смысл. (Так же - читаем Пушкина). Когда Набоков анализирует какой-нибудь отрывок из Толстого, он циник и сноб - всегда сдаётся, и: приводит весь отрывок целиком. И это понятно: чтобы реально проанализировать Текст, невозможно использовать другой Текст - здесь необходим какой-то принципиально иной аппарат познания!.. Виктор Шкловский это отчётливо понимал: по-видимому, своё "остранение" он и стремился превратить именно в такой аппарат текстового анализа. Превратил. (- "Остранился":)

Многие советские интеллигенты задают себе неумный и, в своём роде, запрещённый вопрос: доживи Толстой до 1917-го года - принял ли бы он Революцию? Вопрос (тогда уж) надо ставить иначе: доживи Толстой до 1937-го года - принял ли бы он Контр-Революцию? - которую возглавил совершенно уникальный правитель России: наполовину Николай Первый, наполовину Шамиль!.. Платонов - мучительно - не принял. И был прав. Горький - мучительно - принял. И тоже был прав. Набоков - мучительно - не принял ни той, ни другой. Потому - в его случае - идёт разговор не о правоте выбора, а о потере выбора. Эмиграция - потеря выбора. Все эмигранты это хорошо знают. Не все в этом себе признаются: Набоков много раз признавался самому себе именно в этом. Он - третий (и последний) Великий Русский Писатель. Первый - Пушкин. Второй - Лев Толстой. Обоим Набоков заплатил долг сполна - оставил поразительные "Лекции по русской литературе". Они не поняты американскими студентами, которым за их же деньги! - официально читаны. Но они и не для них. Для нас: (в сущности, даром!) "Дар". - Наверное, самый гениальный роман русской словесности! В нём великая русская литература как бы завершила свой великий путь - свершилось давно жданное: Главным Героем русского романа стал, наконец, Язык - Русский Язык, впервые осознанный как Дар! В этом романе Русский Язык - партия соло. И более существенного протагониста в нашей литературе уже никогда не появится. Для Пушкина подобная задача была бы ещё непосильной - достаточно, что он этот Русский Язык создал. (Из од Сумарокова и Тредиаковского - сделать это было, очевидно, не просто!) Толстой - уже смог бы осуществить подобное, но на этом Пути ему бы следовало уничтожить роман "Воскресение". (Даже черновики!) Набоков - смог. Потому - внутренне - роман "Дар" посвящён одновременно и Пушкину, и Толстому. И - именно поэтому - в нём нет ни слова ни о Пушкине, ни о Толстом, зато есть целая глава :о Чернышевском. Эта глава - гениальное прозрение Набокова! (Оно пока мало оценено.) Чернышевский - это Нехлюдов российского Будущего в толстовском Прошлом, что является парадоксальной, хотя и типично российской хронологической инверсией. Чернышевский как бы прочёл ещё не написанный роман Толстого. Предвосхитил! За это - его обожает Ленин и ненавидит Здесь нет политики. Здесь Чернышевский получает от Набокова не идеологический щелчок, а другой - гораздо более обидный: эстетический! Чернышевский - это первый (и, увы, не последний) русский писатель, лишённый Дара! Раньше, при Пушкине, писатель, лишённый Дара, был обречён на потерю читателя. Но Чернышевский появился уже в другую эпоху - когда читатель готов был пожертвовать эфемерной Эстетикой ради спасения пошатнувшейся Этики. (Между прочим, эта эпоха вовсе не окончилась.) Как только Некрасов произнёс фразу, отделившую Поэта от Гражданина, - произошло зачатие Советской Власти! Пушкин - за одну эту фразу - мог бы вызвать Некрасова на дуэль! Толстой до "Воскресения" - колебался; после - мучительно долго соглашался с Некрасовым. От этого - покинул Ясную Поляну и умер. Умерев, - помирился с Шекспиром (- в "Раю" Данте? -) и напомнил нам - оставшимся Здесь о короле Лире.

Последняя (верная!) мысль принадлежит Виктору Шкловскому. Я присоединяюсь к нему в этом. И - заканчиваю: но - с одним добавлением: Когда мы (в нужном возрасте!) читаем "Анну Каренину" - или "Короля Лира", - сердце у нас разрывается на куски, но замертво мы не падаем. Тому есть причина молчаливое присутствие за нашей спиной Экклезиаста. ("Есть грозный суд: Он ждёт!..")