Ф Грандель - Бомарше

Этот шедевр французского театра является вместе с тем и политическим актом. Первые биографы Бомарше, которых трудно назвать революционерами, сделали все возможное, чтобы приуменьшить значение "Женитьбы" для своего времени, равно как и ее исторический резонанс. Они полагали, что этим служат славе своего героя и смывают с него позорные подозрения. Большинство их преемников пошли тем же путем, правда, по причинам диаметрально противоположным. Вольтер, Руссо, философы - да, конечно, а Фигаро - нет. Между комедией и Историей они не усматривали решительно никаких аналогий. И тем не менее!

Когда Людовик XVI, который искренне любил Бомарше, прочел в 1782 году рукопись "Женитьбы", реакция его была мгновенной: "Если быть последовательным, то, чтобы допустить постановку этой пьесы, нужно разрушить Бастилию. Этот человек глумится над всем, что должно уважать в государстве". Год спустя, после нового королевского запрета, Бомарше публично заявил: "Он не желает, чтобы ее поставили, а я говорю, что ее поставят и будут играть, непременно будут, хоть в Нотр-Дам". Таков был спор. Король против Бомарше. Конфликт этот стоит особого разбора. Автор "Женитьбы" понимал причины королевского запрета - причины политические. Если бы он не имел намерения вести бой с пороками системы, он, несомненно, сократил бы острые места пьесы или смягчил их. Мы же видели, как Бомарше перед постановкой "Севильского цирюльника" покорно следовал советам одних и внимал предостережениям других. Здесь же, если он и собирал мнения о форме и построении своей пьесы, он решительно не желал идти ни на какие уступки по ее сути. Когда Бомарше сочинял "Женитьбу", он твердо знал, что делает. Уточним, чтобы не возникло недоразумений: никогда, ни на минуту у него и в мыслях не было свергать монархию. Он был реформатором.

Как и Шуазель, Бомарше считал, что настало время установить во Франции конституционную монархию, опирающуюся на народ, и покончить со всеми привилегиями. В те годы он был не единственным, кто устно или письменно высказывал подобные мысли, это ясно, но он был первым, кто вознамерился воплотить свои политические идеи на театральных подмостках. Мы знаем, и, несомненно, Людовик XVI это тоже понимал, что театр - великолепный резонатор идей. Сцена - идеальная трибуна, более того, она - форум, ибо публика соучаствует в представлении криками, смехом, свистом, аплодисментами. Власть всегда опасалась театра. Перед войной 1939 года правительство запретило постановку "Кориолана" в "Комеди Франсэз"! Достаточно представить себе Людовика XVI читающим монолог: "Вы дали себе только труд родиться, и больше ничего" и завершающим свое чтение седьмым куплетом финального "водевиля":

В жизни есть закон могучий,

Кто - пастух, кто - господин!

Но рожденье - это случай,

Все решает ум один.

Повелитель сверхмогучий

Обращается во прах,

А Вольтер живет в веках.

Все решает ум один. Таков мог бы быть и девиз Бомарше. Ему потребовалось потратить больше ума для того, чтобы добиться постановки "Женитьбы", чем для того, чтобы ее написать.

На первый взгляд соотношение сил между монархом и Бомарше было не в пользу последнего. Миромениль, который в этих вопросах пользовался доверием короля, прочитав "Женитьбу", заявил, что это дьявольское произведение. До последнего дня перед премьерой министр юстиции прямо из кожи лез вон, чтобы не выпустить Фигаро на сцену. Остальные министры, часть придворных, церковь, парламент - все тут действовали заодно. Фраза, что от этой комедии несет запахом серы, была у всех на устах. Но в 1783 году Бомарше находился на гребне своего могущества. Король и его советники знали, сколь многим они были ему обязаны в политическом плане. Разве Англия, которая за год до этого капитулировала в Йорктауне, не сделала теперь выводы из своего поражения, признав американскую независимость? Разве не готовилось подписание Версальского договора, который возвращал Франции Сенегал, а главное, освобождал Дюнкерк от английских оккупантов? А кто толкнул Францию на эту политику? Кто неутомимо поддерживал подчас слабеющую королевскую волю? Кто предвидел, одно за другим, все эти исторические события? Кто, жертвуя своим временем, деньгами и гением, дал американцам возможность добиться победы? Если общественное мнение знало лишь Лафайета и Рошамбо, то в Версале было известно и другое имя.

Неофициальный министр, едва не ставший в ту пору и в самом деле министром, эдакий серый кардинал, если мне будет позволено не совсем точно употребить этот термин, Бомарше со все растущим авторитетом занимается и финансами, и экономикой, и юриспруденцией, и управлением территорией и т. д. И если он вмешивался во все, что происходило в стране, значит, властям это было угодно. Ломени приводит записку Бомарше Верженну, которая дает некоторое представление об его участии в государственных делах:

"Милостивый государь,

Имею честь направить Вам отчет о нашем последнем совещании. Необходимость из-за строгой секретности самолично переписать его с черновика задержала отправку этого документа. Сознательно излагаю все упрощенно, дабы король, когда г-н Морепа представит ему этот отчет, сумел бы ухватить самую суть вопроса и, несмотря на всю свою неопытность в такого рода сложных делах, убедиться в его бесспорности".

В конечном счете двусмысленность положения Бомарше является делом его рук, уж не знаю, сознательно или нет. Альмавива не может уволить Фигаро, потому что тот ему нецбходим. В системе "хозяин - слуга" в ловушке оказывается граф. Уверенный в своей безнаказанности, конечно, относительной, с этим я согласен, Фигаро отныне может себе все позволить. Как, впрочем, и Бомарше. Разве стал бы Людовик XVI в 80-е годы порывать отношения с человеком, который практически и сделал его королем, подготовив его торжество над Англией, - ведь это был единственный успех Людовика за все его правление - или, продолжая сравнение с Альмавивой, который помог ему лечь в постель к Розине?

Если Бомарше благодаря уму, хитрости и мужеству удалось занять некоторое положение в обществе, его социальное положение осталось точно таким же, каким оно было при его рождении. Самое низкое или просто никакое. Человек трезвого ума, он не обольщается своими удачами. Псевдокатолик, псевдодворянин, псевдоминистр, он должен либо сорвать с себя маску, либо умереть в маскарадном костюме.

Самые тонкие исследователи творчества Бомарше, такие, как Помо, Ван Тигем, Шерер, подробно останавливались на противоречиях его характера, его творчества, его жизни, но они как будто сознательно не хотят раскрыть тайну этого человека. И что же, нам в свою очередь тоже надо считать, что эту загадку разгадать невозможно? И повернуться спиной к сфинксу? Я не думаю, что так следует поступать, ибо наш сфинкс не перестает привлекать к себе внимание, подсказывать нам ответ, толкать на правильный путь догадок. Достаточно лишь внимать ему, вернее, читать и соображать, что к чему.